Невидимая битва

Мы можем рассматривать тело, например, цилиндр, в объеме, то есть с разных ракурсов, с разных сторон. В этом трехмерном объеме, где есть высота, ширина и глубина, мы видим предмет в его истинной форме, в форме именно цилиндра. Но если мы рассматриваем проекции этого же предмета на разные плоскости, например, его тени, падающие на листы бумаги, размещенные вокруг него, то формы этого предмета, отображенные на разных плоскостях, будут различны. Мы увидим и прямоугольник, и круг, поскольку с разных сторон цилиндр выглядит именно так. Увидим и другие, более сложные формы. Но отображают ли они полноценно наш цилиндр? Разумеется, нет. Более того, они даже противоречат друг другу. Чтобы только по ним определить истинную форму предмета, нам нужно предпринять усилия, учесть положение плоскостей, их угол по отношению друг к другу. Тогда только мы можем вывести заключение о подлинной форме предмета, когда свели воедино разные плоскости его рассмотрения. Ну а если это не цилиндр, а, к примеру, ваза? Она – предмет, имеющий свойство открытости, незамкнутости. А все ее проекции на бумаге будут иметь замкнутую форму какой-либо геометрической фигуры. И получается, что в принципе невозможно изучить трехмерный объемный предмет, определить его свойства, исходя только из двухмерности плоскости. Мы можем рассматривать его разные проекции, но не имеем права утверждать, что описание предмета, сделанное через них, исчерпывающе охватывает, объясняет сам предмет.

Такая картина символически отображает то, что происходит в мире науки. Ученые познают явления со стороны какой-то одной своей узкой специализации и они не могут претендовать на всеобъемлющую истину, на полный охват явления в своих заключениях, если не выйдут из ограниченного пространства своей специализации. Но ученому хочется иметь ощущение полного знания явлений, ощущение всезнания, и он в соответствии с этим желанием выдает свою познанную часть за все целое. И тогда появляются научные мифы о том, что человек представляет собой не больше, чем "механизм", "аппарат", что наука не находит в человеке ничего, кроме функций пищеварения, размножения и деятельности головного мозга. Но не должна ли уверенность в предположениях и суждениях компенсироваться осторожностью, чтобы не быть самоуверенностью?

Мир не бездушен"Было бы правильно, -

говорит Франкл, – если бы биолог, вместо того, чтобы пропагандировать собственные верования или неверия под видом науки, утверждал просто, что в плоскости биологии не просматривается ничего такого, как высший, или предельный смысл или цель… Нашим ученым нужно нечто большее, чем знание: им нужно обладать также и мудростью. А мудрость я определяю как знание плюс осознавание его ограничений…

Мы живем сегодня в век специалистов, и то, что они нам сообщают, – это лишь отдельные аспекты действительности под определенными углами зрения. За деревьями результатов исследований ученый уже не видит лес действительности…

…Опасность заключается отнюдь не в специализации как таковой, да и не в недостатке универсализации, а скорее в той кажущейся тотальности, которую приписывают своим познаниям столь многие ученые… Тогда, когда это происходит, наука превращается в идеологию…

Нигилизм не выдает себя разговорами о Ничто, а маскируется словосочетанием "не более чем". Американцы называют это редукционизмом. Как выясняется, редукционизм не только редуцирует

[упрощает] у человека целое измерение; он укорачивает человека ни много ни мало на специфическое человеческое измерение".

Касаясь влияния таких идеологий на человека, психолог пишет: