Невидимка. Фельдшер скорой – агент уголовного розыска

— Нас уже рекламируют друг другу. Мои знакомые дают мой домашний номер, но это не правильно. Хочу купить пейджер, пусть на него оставляют заказ, ты согласен?

— А не слишком дорого? — усомнился Иван.

— Не дороже денег, а домашний номер давать слишком рискованно, могут и бандиты накатить. Нет, с пейджером будет правильно. Но ты со мной?

— С тобой, Люся. Но только для операций. На карман просто так я не хочу.

— Я согласна.

«Что-то она больно легко согласилась, — подумал Иван. — Деньги на этом „шаманстве“ поднимаются хорошие. Две процедуры и можно купить новую „Четверку“. Нет, голубушка, меня не перехитришь»!

Он опять забрал триста долларов, оставив Люсе большую часть заработанных денег.

На следующих сутках, дождавшись трех ночи, Иван опять пришел в служебный коридор и просто из любопытства провел фонарем по дверной щели стерилизационной комнаты. Заметил коричневые шарики. Присмотревшись, понял, что в дверь вставлены две спички, если ее открыть — они упадут на пол. А в прошлый раз они были? Оба — на! А кто смотрел?

Предположим худшее — в прошлый раз он сорвал маячки и теперь ЮАН и его подельники насторожились. А если маячки теперь поставить на место? А их всего два? А теперь не будет повышенное внимание ко всем, кто в ночное время заходит в этот коридор? Иван с его любовью сидеть в одиночестве на стуле перед складом теперь первый на подозрении.

Что делать? Как отвести от себя подозрение? Он дернул ручку запертой двери и спички упали на пол. Иван вставил их на место. Это можно использовать! Но как дать понять ЮАНу, что он действительно просто дернул за ручку? Это сложнее. И вдруг осенило. А что если просто дергать ручку? Каждый раз. Просто так. Спички будут падать. Наконец они сообразят, что никто туда не лазил, а просто спички падают сами по себе, оттого, что кто-то дергает ручку.

Иван дернул ручку. Спички упали. Но вставлять их на место он не стал. При первой же встрече в эти же сутки, но уже под утро, он сообщил о находке Белякову. Тот нахмурился. Иван ему предложил: надо дергать ручку. Проходишь мимо — дерни.

— А когда я прохожу мимо? — не понял Беляков. Видимо сказывалась усталость от бессонной ночи.

— Когда девчонкам в десять или в одиннадцать вечера помогаешь выгружать имущество, ты несешь его на склад, идешь обратно — дерни ручку, ведь стерилизационная уже закрыта. Ее запирают в шесть вечера, тогда же и спички вставляют.

— Глупо выглядит, — засомневался Беляков, — с какого ее дергать?

— Чем глупее, тем правдоподобнее. — Парировал Иван, — они сменят маячки, но тот случай уже не будет считаться подозрительным.

— Хорошо, — согласился Беляков. — Но ты теперь понял, что вся эта затея с поиском тайников была опасной авантюрой?

— Согласен, а ты мог мне про маячки раньше сказать?

— Теперь я виноват?

— Я не виню, но ты старше и опытнее. Вспомнил же ты о маячках после того, как я нашел тайник.

— Лучше поздно сообразить, чем по морде получить.

— Согласен. — Повторил Иван.

А еще он подумал, что если в стерилизации стоят маячки, значит там о тайнике знают. Иначе зачем бы ставить спички? Но сообщать Белякову об этой догадке не стал. Сам пусть сообразит.

На этом их разговор закончился. Беляков пошел пить чай, а Иван укатил на вызов.

Выходные попали на субботу — воскресенье. Тесть забрал «четверку», так что Ивану пришлось на дачу ехать электричкой. Но все эти дни его не отпускали мысли о тайнике и маячках. Беляков наверняка уже в субботу доложил Москвичову о находке Ивана и риске провала. Нужно в воскресенье позвонить по ноль девять и узнать, нет ли новых сообщений.

«Люся хочет купить пейджер, — думал Иван, загорая, — игрушка недешевая, но удобная. Предложить Москвичову? Ему и мне. И нет необходимости звонить по «ноль девять». Пейджер — атрибут деловых людей, бизнесменов и новых русских. Некоторые настолько круты, что носят чемоданчики с трубкой — переносные телефоны. Но это очень дорого и громоздко. А вот пейджер — вещица размером с мыльницу, передает сообщения. Она добавляет оперативности.

Вечером он отвез тестя с тещей домой и вернулся к маме. Она разбирала привезенный с дачи урожай и готовилась ко сну. Они мало разговаривали. И Ивану было неловко, что не может быть с ней откровенным. Она не задавала вопросов кроме: как ты себя чувствуешь, не голоден ли? Каждый раз, оказываясь дома вечером, он измерял ей давление. Констатировал — нормальное или повышенное. Потом уезжал на несколько суток, только позванивая, чтобы сообщить, что у него все в порядке и осведомиться, как у нее дела.

Иван обратил внимание, что после совместного отдыха на даче с родственниками мама становится грустной. Наконец, он приступил к ней с расспросами. Мама отнекивалась, списывала грусть на скверное самочувствие и усталость. Но регулярность Ивана встревожила.

— Мама, давай на чистоту! Что происходит? Я чем-то провинился?

— Нет, — мама обняла его. — Ты замечательный сын.

— Тогда что тебя расстроило?

Мама долго подыскивала слова.

— Пасюк — Пивторацкие.

— Не понял, что не так?

— Ваня, они замечательные, веселые, но какие-то беспардонные, что ли.

— В каком смысле? — не понял Иван.