Однако эта байка старая и врачи даже не усмехнулись, а Сидорчук продолжал:
— А про енота слышали?
— А что енот? — спросила Бушмелева, выкладывая булочки на стол. — Енотов я люблю, они смешные.
— Сидят рыбачки на берегу, пьют водку. К ним выходит енот. Один дает ему сосиску. Енот ее помыл в реке и съел. Другой рыбак говорит: — Это енот — полоскун! А третий штаны расстегивает, достает агрегат и, протягивая еноту говорит: — Ну, на, поласкай! И все… остался с огрызком вместо пиписьки. Енот откусил и понес к реке мыть.
— Вранье, — засомневалась Бушмелева. — Кто это возил? Он бы кровью истек от разрыва пещеристых тел. Там кровь не сворачивается!
— Не вранье! — возразил Плехов, — кто моет свое хозяйство перед рыбалкой? Я верю… агрегат был грязный! А енот — молодец, немытое не ест!
Иван отсмеялся, и припомнил историю, рассказанную хирургом Бельченко про трех дружков в бане. Он сразу предупредил, что за достоверность истории не ручается, но ему рассказал тот самый хирург, что мужика спасал.
Врачи выслушали, поухмылялись, а Сидорчук сообщил:
— Это чистая правда, дело было в восемьдесят третьем, я возил этого бедолагу. Значит, он выжил?
— Вот когда ты узнаёшь отдаленный результат, Андрей! — сказала Бушмелева. — Так приходит мировая слава! Случайно, на кухне… спустя десять лет.
— Сик транзит глория мундей! — изрек Плехов. — Это латынь.
— Да мы поняли, ты сказал вообще без акцента, как римский император. — Сидорчук заварил чай в большой кружке.
Иван наслаждался их обществом и болтовней. Медики расслабляются. Эти ни к чему не обязывающие разговоры выполняли главную задачу, снимали накопившуюся за день усталость.
— Я хочу вам выразить большую благодарность от коллектива, Иван. — Объявил Сидорчук.
— За что? — не понял Иван.
— За Бакирову. С тех пор, как вы попали ей в вену, она стала намного реже вызывать. Ждет теперь ваших смен. Я слышал, как она звонила диспетчеру и просила продиктовать ваш график.
— Зачем ей? — удивился и встревожился Иван.
— А если это любовь? — предположил Плехов.
Иван отмахнулся от этой версии.
— Я не знаю, — ответил Сидорчук, — нам не докладывали. Бутерброд хотите?
— Нет, спасибо, я из дома. — Задумчиво отказался Иван. — Только я не понимаю. Вчера днем я был у нее, и соседка у подъезда сказала, что за час до меня уже была бригада.
— Иван, вы не путайте ее приступы и поставки сырья в виде солутана. Это дело факультативное. Она может и не вызывать. Ехали мимо — заскочили, партию сдали.
— И вы так спокойно об этом говорите. — Ивана реально передернуло ознобом, не понадобилось даже инсценировать встревоженность.
— Привыкли уже, — объяснила Бушмелева, — каждый крутится, как может. Она хоть наших не травит.
— В каком смысле?
— Не торгует в районе и не привлекает нас к продаже. Сбывает где-то на стороне.
— А если ее возьмут за хибот, она не сдаст ЮАНа и подстанцию?
— А не возьмут.
— Почему это? — удивился Иван.
— Крыша у нее в РУВД. Детишек ее брали с товаром и отпускали.
— Так может они на договоре, постукивают? — кинул версию Иван, — я не спец в этих делах, но слышал, что менты агентов обычно отпускают. А кто ее крышует?
— То нам не известно. Мы — люди маленькие в чужие секреты не лезем. И тебе не советуем.
— Спасибо за совет. — Иван все — таки съел бутерброд. — Это все новости?
— Ну, из тех, что касаются вас, Иван, все. — Сидорчук занялся поеданием бутерброда.
— А что-нибудь общее, глобальное есть? — Иван собрался ехать домой, — а то утром ЮАН был на центре, может, привез какие-нибудь вести?
— Да так, сказал, что новые машины дают нам, финские рафы — Тамро. Две штуки. Но одну отдадут битам [35]
, вторую детям [36].Новость действительно никаким боком Ивана не касалась. Он поднялся, поблагодарил врачей за угощение и приятную компанию и пошел на выход.
Его догнал Плехов.
— Иван, не знаю, важно или нет, — Леша наклонился к уху, — старший фельдшер теребил замок твоего ящика в раздевалке.
— Зачем?
— Не знаю, ты проверь там все, может чего подкинули?
— Зачем? — повторил Иван.
— Иван, — Плехов говорил очень серьезно, — мы тут все ходим по лезвию, с оглядкой. Ты понимаешь, за хорошую жизнь надо платить. У местных начальников своеобразное понимание власти, слишком независимых не любят. Подложить наркоту могут не для того, чтобы сдать ментам, а чтобы держать за мошонку и требовать исполнения своих условий. ЮАН тебе слишком благоволит, и некоторым это не нравится.
— Я ничего не понимаю, — Иван не на шутку встревожился. А если старший фельдшер именно по заданию ЮАНа проверял его шкаф? И видел ключи в халате? — Так он открыл шкафчик?
— По моему, нет. Во всяком случае, при мне. Но я-то уехал на вызов, потом в тишине и одиночестве он вполне мог взломать.
— Замок цел, я только что его открывал, — сказал Иван. — Правда, я шкаф не осматривал. Может быть, действительно что-то подкинули?
— Проверь, пока не уехал. А то придешь послезавтра, и тебе ласты завернут. — Плехов пожал Ивану руку и вернулся в кухню.