Невидимые

***Сыт по горло тревогой и злостью,я старею, смешон и небрит,и душа, говорящая гостья,до рассвета мне байки твердит —обрастая ли шерстью и мясом,отлетая ли в вечный азот,слышит влажные ветры триаса,и от страха подушку грызет —помнит — ночью, родной и непрочной,словно утлой любви ремесло,допотопной раскисшею почвойземноводное племя ползло —рыбье сердце на сушу тянулось,охладелою кровью шурша,кость ломалась, артерия гнулась —так она и рождалась, душа,

так, подобно реликтовой крысе,позабывшей расклад и расчет,от земли в несравненные высибрата нашего ныне влечет —к мириадам взорвавшихся точек,где вселенская кривда права,и поэзия — только наводчикчеловеческого воровства…

***О чем печаль моего труда,и радость его о ком?Когда-то, некогда, никогда —я слышал под потолкомнелегких крыльев стесненный взмах,и снился дурному мнеучитель чтения при свечах

и пения при луне,наставник хлеба, воды, свинца.Король ли? Скорей валет,простак без имени и лица,подросток преклонных лет.Не зная общего языка,мы темное пьем вино.Клубника в этом году сладка,и рыбы в реке полно.И я не однажды уже любил,как сыч, летал по ночам.Но что-то главное позабыли гневное промолчал.Ответь, профессор, чем наша речьчревата, чем смерть красна?Но он умеет лишь свечку жечь,когда за окном луна,да рыться в стопках старинных книг,

смеясь и шепча «ага»,пока у реки шелестит тростники песня, как стон, долга…

***Это он, повторю, это он, не я,близорук и пристален был от века,рьяно тщась в библиотеке бытия,словно тот аргентинский библиотекарь,обнаружить истину, из числатех, что спят в земле, и рудничной соли,и любовной влаге. Она была.И сияла, тая. Не оттого лимногоженец, князь света, любитель небесных тел,иногда хитрец, иногда сквалыга,да и сам сочинитель книг, он всю жизнь хотелнаписать совершенно другую книгу, —

где неровная падает ниц волна,лазуритовый ветер кричит по-русски,и песок взмывает с живого дна,где слепые, напуганные моллюскираскрывают створки, страшась понять,что там, в мире, роза? озеро? розга? —и глухой покорностью Богу льстят,напрягая влажный зачаток мозга.Вслед за ними, мил-человек, тверди:уступило чернильному голубое,лишь пустая раковина в грудибудто гонит блудную кровь прибоя.…он ветшает медленно, не ропща,машинально подняв воротник плаща,под часами ветром промозглым дышит.Под часами круглыми, под крестом,достоверно зная: заветный томне прочтет никто. Да и не напишет.