Невидимые женщины. Почему мы живем в мире, удобном только для мужчин. Неравноправие, основанное на данных

Принимая во внимание очевидную гендерную составляющую этих проблем, можно было бы надеяться, что в этой области будет проводиться множество исследований, способствующих ликвидации дефицита гендерных данных. Но такие исследования не проводятся. Представьте же себе мое ликование, когда я наткнулась на работу, опубликованную в январе 2017 г. и озаглавленную «Лицом к лицу с отторжением: как воспринимаемые по внешности мягкость и компетентность влияют на моральные оценки и становятся фактором социальной изоляции» (Faced with exclusion: Perceived facial warmth and competence influence moral judgments of social exclusion)[1198]

. Учитывая результаты исследований Сьюзан Фиске и Мины Сикары, посвященных дилемме «мягкость или компетентность», указанная работа могла оказаться чрезвычайно полезной. Как указывают ее авторы, «моральные оценки, связанные с социальной изоляцией, могут зависеть от восприятия внешнего облика человека, что имеет огромное значение при проведении межгрупповых исследований». Это значит, что мнения людей о том, справедливо ли подвергать человека остракизму и издевательствам, определяются внешностью жертвы.

Разумеется, это так. К сожалению, авторы работы «из соображений эффективности проводили исследования только на изображениях мужских лиц», что делает исследование абсолютно бессмысленным для тех, кого эта проблема затрагивает в первую очередь, то есть для женщин. Сьюзан Фиске и Мина Сикара указывают, что гендерная принадлежность «проявляется явно, может быть, даже намного более явно, чем принадлежность к любой другой социальной категории», причем гендерные стереотипы часто срабатывают мгновенно и неосознанно: «одного взгляда на женщину бывает достаточно, чтобы мгновенно оценить весь набор свойственных ей фенотипических проявлений и их значение в том или ином контексте». Что же, надеюсь, исследование было по крайней мере эффективным.

«На самом деле просто удивительно, как мало внимания уделялось гендеру в литературе, посвященной вопросам нравственности», – говорит Молли Крокетт. Впрочем, может быть, ничего удивительного: исследования в этой области, говорит она, «в действительности были нацелены на раскрытие универсальных человеческих проявлений». При слове «универсальных» у меня в голове, естественно, мгновенно включается сигнал тревоги: ведь мы опять сталкиваемся с представлением о том, что человек по умолчанию – мужчина. Многие исследователи, занимавшиеся вопросами нравственности, придерживаются «эгалитарного, утилитарного, беспристрастного взгляда на моральные нормы», продолжает Молли Крокетт, и, возможно, эти взгляды накладывают отпечаток на «проводимые нами исследования». В моей голове снова включается сигнал тревоги.

Но то, что говорит Молли Крокетт далее, проливает хоть какой-то свет на то, почему представление о том, что люди – по умолчанию мужчины, настолько распространено в мире, ни много ни мало 50 % обитателей которого – женщины. «Таковы особенности человеческой психологии, – поясняет она, – людям кажется, что их личный опыт совпадает с опытом всех других людей». В социальной психологии это явление называется «наивный реализм», или «предвзятость проекции». Суть его в следующем: люди думают, что все другие мыслят и поступают так же, как они, что их представления и поведение типичны, что они – норма. У представителей белой расы предвзятость проекции, безусловно, подкрепляется культурой, отражающей их опыт и возвращающий им его, тем самым делая его еще более типичным. Предвзятость проекции усиливается предвзятостью восприятия, то есть, если угодно, склонностью во всем видеть подтверждение собственной правоты. В определенном смысле это помогает объяснить, почему «мужской перекос», как правило, маскируется под гендерную нейтральность. Если большинство людей, наделенных властью, – мужчины (а так оно и есть), эти люди просто не замечают его. «Мужской перекос» кажется им проявлением здравого смысла. Но на самом деле этот «здравый смысл» – лишь следствие дефицита гендерных данных.