Невидимый флаг. Фронтовые будни на Восточном фронте. 1941-1945

Человек был изгнан из рая, и он больше уже никогда туда не вернется. А что, если так называемый прогресс является всего лишь одним из поворотов спирали, ведущей обратно к примитивному состоянию?

Наконец, ближе к вечеру, прибыла наша рота. Ничто меня так не согревало, как благодарность от людей, для которых я нашел пристанище в сложившейся ситуации. В большой конюшне мы легли на солому среди лошадей и уснули так, как могут спать только солдаты.

На следующее утро мы обнаружили проселочную дорогу, следуя по которой смогли срезать путь на 8 километров. Через 3 дня ударил мороз, рота выступила в середине ночи и продолжала двигаться вперед до тех пор, пока земля под лучами солнца не оттаяла опять. За это время рота продвинулась вперед примерно на 12 километров. Вскоре шоссе превратилось в нечто вроде грунтовой дороги. Самбо на его мотоцикле удалось добраться до Краснодара, и он вернулся обратно с весьма приятными новостями, что наши старые друзья из мостостроительной колонны, которой командовал капитан Штуббе, находятся именно там. Штуббе немедленно направил к нам три своих замечательных трактора, один из которых был загружен сеном. Мы отдыхали в течение целого дня, поэтому лошади могли вдоволь наесться, затем подцепили наши повозки к тракторам и двинулись в путь. Возничие оседлали своих тяжелых лошадей, на которых была надета сбруя, и скакали рядом. Таким образом, когда мы въехали в Краснодар, со стороны наша компания больше всего напоминала цыганский табор. Рота разместилась на постой по частным домам. Капитан Штуббе тщательно подготовился к нашему прибытию; он заботился о нас как родной отец и старался, чтобы мы ни в чем не испытывали недостатка. Впервые в жизни нам довелось есть икру прямо из жестяных банок; Кубань является одной из рек, где водится осетр.

В Краснодаре все еще сохранялось немало примет, оставшихся от царских времен. Тоталитарный режим не смог наложить свой отпечаток на неповторимую своеобразность этих мест. Казаки все еще носили свою традиционную одежду – высокие меховые шапки из персидского каракуля и красные рубахи с вышивкой на груди. На всем лежала печать необычности, ясно ощущалось влияние Востока и в том, как они ехали по улице, высоко приподнявшись в седле, сидя прямо, как кочерга, на своих быстрых и чрезвычайно выносливых маленьких лошадках. Здесь даже сохранились лавки древностей, в которых бойкие темноглазые армяне предлагали на продажу старинные изделия из серебра и ковры – можно было приобрести великолепный персидский ковер за банку кофе. Между солдатами и торговцами быстро завязались деловые контакты, но, поскольку солдатам приходилось таскать все свое имущество у себя на спине, торговый ажиотаж быстро иссяк.

Как только мы расположились, чтобы побеседовать по душам с капитаном Штуббе, нам сообщили, что из отпуска вернулся наш квартирмейстер. Он был мастер решать административные вопросы, но больше всего на свете этот жизнерадостный молодой человек с большими голубыми глазами любил красиво пожить. Он сочетал эту страсть с непомерным желанием добиться популярности. Эти два стремления было трудно сочетать между собой, но он решал эту проблему блестяще, стараясь, чтобы вся рота жила не хуже его, – так что мы не находили в его желаниях ничего предосудительного.

Квартирмейстер явился в сопровождении 35 служащих нашей роты. Когда ему сообщили в Херсоне, что он больше не вернется в Крым, и вместо этого он получил предписание следовать на Терек, он повел себя благоразумно и дальновидно. Очевидно, трудно было не заметить, что половина нашей медицинской роты все еще не вернулась из отпусков. Поэтому ему пришлось провести несколько дней и ночей на железнодорожном вокзале в Краснодаре, снимая с поездов наших людей. После своего возвращения он поселился в доме самой красивой в городе девушки. Несмотря на это обстоятельство, в его больших голубых глазах поселилась тоска, и как-то раз он сказал, что она является коммунисткой до мозга костей, и поэтому он вынужден вести себя с ней крайне осторожно.

Однажды я зашел к нему домой, поэтому у меня была возможность взглянуть на эту девушку. Она жила в большом доме, и вход в жилые помещения вел через галерею, тянувшуюся вокруг внутреннего дворика, в котором собирались все обитатели дома. Кто-нибудь рассказывал историю, а остальные смеялись; здесь же, рядом, стояли тощая коза и паршивый пес. Вероятно, это была одна из веселых историй, написанных Михаилом Зощенко. Я поднялся по шаткой скрипучей лестнице, и собравшиеся люди смотрели на меня с любопытством. Дверь открыла пожилая женщина, одетая в скромное платье, латанное и перелатанное сотни раз, впрочем, такие же платья носили почти все женщины в России.