Невидимый огонь

— Могли бы прийти, доктор, и проводить до автобуса! — высказалась Мелания: после месяца совместной работы и особенно такого приятного дружеского вечера расставание, по ее понятиям, грозило выйти слишком куцым, деловым и прохладным.

Войцеховский рассмеялся.

— Вы знаете, Мелания, что такое прощанье?

— Ну, это…

— …бельевая резинка. Чем больше тянешь, тем больнее бьет по пальцам.

Все молчали, думая об одном и том же, и в тишине снова хохотнул Войцеховский.

— Спасибо за все, — смущенно проговорила Джемма. — Я просто не знаю, что я должна сейчас сказать.

Задребезжал телефон. Войцеховский поднял трубку и тут же положил — неправильно соединили. Но этот мелкий инцидент спугнул торжественное и чуть-чуть грустное настроение минуты. Тем лучше, а то они пошли бы сыпать друг другу комплименты или, чего доброго, связали бы себя обещаниями, выполнять которые потом нудно и обременительно, ведь то, что сегодня еще представлялось Джемме таким важным, завтра уж заметно потускнеет, а через месяц покажется далеким и туманным прошлым, какой-то там месяц обязательной практики, который, хочешь не хочешь, пришлось отработать в Мургале у одного занятного такого дядечки, по фамилии… Стоп, как же его звали? У него еще попугай был по кличке Тьер и Нерон, слепая или почти слепая овчарка. И еще у него была санитарка Мелания, она пекла замечательные блины, сочиняла не ахти какие стихи и настаивала водку на листьях — ну и отрава… Но как же звали его-то? Польская такая фамилия… А, Войцеховский! Феликс Войцеховский, или что-то в этом роде.

Мелания обвела взглядом остановку и ближнюю округу, высматривая, не пришел ли все же к автобусу Войцеховский, но его не было, и теперь вообще казалось сомнительным, придет ли. Зато она увидела другое — заметила худое желтое лицо Хуго Думиня. Он сидел сгорбившись на лавочке, зажав между колен бурый картонный чемоданчик, который Мелания сразу узнала — много ли там им пользовались, таскали его — и который выглядел почти так же, как тогда в Лаувах. И куда ему, Хуго, особенно ездить и какие возить вещи — разве что продукты из магазина, какой-нибудь инструмент или материалы, а это возят не в чемодане.

И Мелании вдруг как по наитию открылось, куда собрался и куда держит путь Хуго. Она смекнула это и угадала с такой несомненностью, что сердце ее забилось в горле. И хотя рассудок подсказывал ей, что лучше не подходить, а поздороваться издали — говорить-то ведь толком все равно не о чем, — она все же подошла к Хуго, потому что Мелания могла быть только такой, какая она есть. Глядеть, как он сидит там, поникший и бледный, выгнув костлявую спину горбом и зажав между старчески острых колен бурый чемоданчик, видеть все это своими глазами и только кивнуть небрежно издали — нет, этого от Мелании требовать было нельзя, это для нее слишком.

И, оставив Джемму на минутку одну, она сделала несколько шагов, которые отделяли ее от Хуго. Только тогда он поднял взгляд и ее заметил.

— Ты, Мелания? — сказал он, но без радости, без интереса, больше по обязанности, и подвинулся на край лавочки. — Ну, садись.

Однако Мелания не села, она стояла и смотрела в лицо Хуго, с щемящей болью отмечая перемены, происшедшие с ним за каких-нибудь две недели со времени их последней встречи. Уголки его землистых губ апатично свисали вниз, нос заострился, изменив тем самым выражение лица, и прежде-то сухие щеки казались впалыми, а глаза были пустые, без блеска и жизни. Мелания вздрогнула — такой точно взгляд, какой был у старой Думинихи…

— Куда же это ты наладился? — полюбопытствовала она, хотя догадывалась куда.

— Придется поваляться с месяц на больничной койке.

— Весна, весной часто бывают обострения, — сказала она, чтобы только не молчать. — Витаминов мало, и вообще… Вот придет тепло, солнышко, тогда…

Хуго кивнул, и по исхудалому лицу на единый миг пробежала тень надежды — ему, наверное, хотелось жить.

— Да, весной страсть как неохота идти в этот скорбный дом, — бесцветно проговорил Хуго.

Теперь кивнула Мелания.

— Само собой. Но раз надо, Хуго, значит надо. Там диета, лекарства. В два счета станешь на ноги.

— Ты думаешь?

— Не сойти мне с этого места! — подтвердила Мелания. — Разве даром я столько лет проработала в больнице? Мало, думаешь, я повидала?

Да, она проработала много лет и слишком хорошо понимала, что означает такое лицо, как у Хуго. И чуть не с отчаянием она думала о том, зачем судьба наделила ее, кобылу, железным здоровьем и почему, едрена вошь, мир устроен так, что она ничуточки, ни самой капельки и крошечки не может уделить бедному Хуго, ведь ее здоровья и силушки хватило бы на двоих и еще осталось. Так она думала, а ее широкий рот тем временем ободряюще улыбался Думиню.

— Помнишь, как тогда в больнице… ты будто заново родился, — напомнила она, и теперь бледно улыбнулся и Хуго.

— Тогда, если по совести, не доктора, а ты, Мелания, подняла меня из мертвых.

— Я? — переспросила она, и на глазах ее вскипели слезы.

— Что ты, Мелания, — устало проговорил он. — Не надо…