Невиновный

Хотя Грег Сондерс и опасался вести дело об убийстве первой степени, его весьма привлекала перспектива работать в тесном сотрудничестве с Барни Уордом. Студент последнего курса Восточного центрального университета, он мечтал стать барристером и часто пропускал занятия, если знал, что в это время Барни выступает в суде. Ему доводилось видеть, как Барни рвал в клочья свидетелей и запуганных обвинителей. Судей Барни уважал, но не боялся их и умел разговаривать с присяжными. Он никогда не позволял себе играть на своем увечье, но в критические моменты мог прибегнуть к нему как к средству пробудить сочувствие. Грег Сондерс считал Барни блестящим адвокатом.

Сохраняя независимость, но в то же время работая в паре, они составили полный комплект необходимых ходатайств и вскоре заставили вертеться весь офис окружного прокурора. На 11 июня судья Миллер назначил слушания по процессуальным вопросам. Барни затребовал список всех свидетелей, которых собиралось вызвать в суд обвинение. По закону Оклахомы, он имел на это полное право, но у Билла Питерсона были проблемы со знанием законодательства. Барни доходчиво объяснил ему это. Обвинитель хотел открыть имена только тех свидетелей, которых планировал использовать на предварительных слушаниях. «Отклоняется», – заявил судья Миллер и приказал Питерсону загодя уведомлять защиту обо всех новых свидетелях.

Барни пребывал в сварливом настроении и дотошно добивался своего по каждому пункту. Однако в нем были заметны признаки раздраженности. Однажды он бросил в сторону реплику, смысл которой сводился к тому, что он является назначенным адвокатом и не желает тратить слишком много времени на это дело. Тем не менее он поклялся работать честно, хотя опасался, что первое в его карьере дело об убийстве первой степени «съест» его.

На следующий день он подал прошение о выделении для Рона дополнительного адвоката. Штат не возражал, и 16 июня судья Миллер назначил в помощь Барни Фрэнка Бабера. В ожидании предварительных слушаний продолжались крючкотворское перетягивание каната и бумажные войны.

Денниса Фрица поместили в камеру неподалеку от камеры Рона Уильямсона. Он не мог видеть Рона, но, разумеется, слышал его. Если тот не был оглушен лекарствами, то постоянно горланил. Стоя у решетки своей камеры, он мог часами выкрикивать: «Я невиновен! Я невиновен!» Его низкий хриплый голос эхом прокатывался по набитому до отказа тюремному зданию. Рон напоминал раненого зверя, запертого в клетке и отчаянно взывающего о помощи. Заключенные и без того испытывали постоянный стресс, хриплые же вопли Рона усугубляли их тревогу еще больше.

Кое-кто из арестантов кричал ему в ответ, обидно поддразнивая насчет убийства Дебби Картер. Перебранки и обмен колкостями иногда бывали даже забавны, но чаще сильно действовали на нервы. Надзиратели перевели Рона из одиночки в общую камеру, где уже теснилось с дюжину арестантов, но этот маневр чуть не обернулся катастрофой. В общей каталажке люди ни на минуту не оставались наедине с самими собой, они жили, практически постоянно касаясь друг друга плечами. Рон же не испытывал никакого уважения к частному пространству сокамерников. Те составили петицию, в которой просили тюремное начальство перевести Рона обратно в одиночку. Чтобы предотвратить бунт или, не дай Бог, убийство, просьбу удовлетворили.

Порой наступали периоды затишья, позволявшие всем – и заключенным, и охранникам – немного передохнуть. Вскоре вся тюрьма знала: если Рон молчит, значит, либо дежурит Джон Кристиан, либо надзиратели накачали Рона торазином.

Торазин оглушал его, но порой проявлялись и побочные эффекты, например зуд в ногах или «торазиновое ерзанье», которое стало уже рутинным явлением, – Рон часами, вцепившись в решетку, раскачивался взад-вперед и из стороны в сторону.

Фриц пытался говорить с ним, успокаивать – безрезультатно. Вопли Рона о его невиновности слышать было тяжело, особенно Деннису, лучше всех знавшему Уильямсона. Было очевидно, что Рон нуждался в гораздо большем, нежели просто флакон таблеток.

Нейролептики – то же, что транквилизаторы и антипсихотические средства, их назначают прежде всего шизофреникам. Торазин – нейролептик, имеющий бурную историю. В 1950-х годах он начал заполонять психиатрические больницы. Это сильный препарат, существенно снижающий остроту реакций и притупляющий сознание. Психиатры, выступающие в защиту торазина, утверждают, будто он действительно лечит посредством изменения или корректировки химических процессов головного мозга.

Критики же, число коих значительно превосходит количество защитников, цитируют многочисленные исследования, доказывающие, что препарат вызывает побочные эффекты, список которых длинен и страшен. Замедленность реакции, сонливость, летаргическое состояние, неспособность сосредоточиться, ночные кошмары, эмоциональные проблемы, депрессии, состояние острого отчаяния, утрата интереса к окружающей действительности, притупление или помрачение интеллекта и утрата контроля за моторными реакциями.