Невольник мести (= Инстинкт бойца)

Давлатов с поражающей точностью разобрался в том, что творится на душе генерала.

– Ты можешь выкупить его, – и с усмешкой указал рукой в центр арены.

А там уже стоял раненый Ахмед. Поверх раны его предплечье опоясывал жгут – ремень, с помощью которого Иса Хамурзинов убил свою жертву. Закуев ни словом, ни взглядом не спросил у Давлатова разрешения на казнь заложника. Руководитель лагеря по подготовке диверсантов, он мог позволить себе поймать утвердительный кивок Индуса лишь в последнее мгновенье, когда сталь широкого ножа коснется горла дерзкого десантника.

Правая рука Ахмеда онемела и едва слушалась, но именно в ней, причем намеренно, чеченец держал свой кинжал.

Медведева продолжали удерживать в положении лежа – так удобнее перерезать горло, только еще больше запрокинули голову, на которую продолжал давить чеченский сапог. Закуев опустился на одно колено и только сейчас глянул на Индуса.

Рустэм кивнул.

Совсем рядом работала видеокамера. Опытный бородатый хроникер присел, чтобы из кадра не ускользнуло ничего: ни движения ножа, ни распахнутого горла, ни плотно сжатых губ жертвы, которая пытается хватануть воздух не ртом, а жуткой раной.

– Открой глаза, – потребовал Ахмед от пехотинца.

Вплотную к мешкам подогнали четверку заложников – обязательное правило и метод устрашения. Они смотрели на своего товарища, зная, что их ждет, если они отведут взор.

– Открой глаза! – Закуев повысил голос.

Пехотинец распахнул веки и смело бросил коротенькое слово:

– Смотри.

Прежде чем убить солдата, на арене-жертвеннике Ахмед произнес привычную речь, без которой не обходится ни одна бандитская казнь. Подобные высказывания порой отпечатываются и вывешиваются на всеобщее обозрения в Грозном, Ростове, Волгограде и подписываются от имени правоверных мусульман Северного Кавказа.

Палач смотрел в объектив видеокамеры.

– Сейчас сдохнет еще одно русское дерьмо. Мать, смотри на своего выродка! А завтра мы вспорем живот тебе, твоей дочери-суке. Мы – мусульмане, нет той силы, которая могла бы нас удержать. А вы, русская погань, сгнили. Слава Аллаху!

Лезвие на миг заслонило от взгляда солдата ставшее красноватым солнце и пропало из виду...

Не сразу, а в несколько приемов, словно держал в руках ножовку, Ахмед перерезал десантнику горло.

* * *

– Ты жрать хотел, – напомнил Индус, с усмешкой поглядывая на генерала.

Зубахин ответил с задержкой:

– Не сейчас. Позже.

– Позже все остынет. Хотя ты можешь подождать своего человека.

Все происходящее затмило разум генерала. Если бы не Рустэм, он бы не вспомнил о своем помощнике Андрее Столярове, который с утра копался на частном аэродроме, готовя группу десантников из диверсионного центра к показательным прыжкам с парашютом со сверхмалой высоты. Если эта скоротечная групповуха кого-то и взбодрит, то не его, Евгения Александровича Зубахина.

Но зря он казнил себя: к вечеру, когда «Як-40» вытряхнул из своего чрева полтора десятка парашютистов, к нему снова вернулся аппетит и частично – настроение. Окончательно поправить дела помогла бы бутылочка любимого «Мукузани».

Глава 9

Первые результаты

25

Чеченская Республика, 21 ноября

На высокую просторную палатку с двойными стенками майор Казначеев спокойно смотреть уже не мог. А находиться внутри ее было сущим мучением. Как мог Алексей успокаивал себя деньгами, которые «капают», пока он здесь. Отзовут его из командировки – и он значительно в них потеряет: шеф рассчитывался со своими подчиненными со строгостью бухгалтера и расчетливостью нормировщика. Но на него грех жаловаться. Он регулярно передает деньги «рядовому составу» – разведчикам первого расчета и не догадывается, что майор Казначеев присваивает их себе, это довольно значительная сумма. Алексей ковал деньги согласно поговорке, ведь скоро чеченская наковальня может остыть.

Официальное уведомление о гибели своего подчиненного Казначеев получил в штабе группировки, куда его вызвали и где он в течение часа отвечал на вопросы офицера особого отдела подполковника Николая Сергеева. А затем по делу его обстоятельно просветил майор Тавров. Вернувшись в расположение роты, Алексей вызвал к себе в палатку, которую называл бедуинской, лейтенанта Скумбатова. У командира роты было что сказать одноглазому и, главное, как сказать.

– Принимай расчет, Саша, под свое крыло.

Лейтенант прищурил глаз. Ничего хорошего от спешного отъезда Заплетина в маленьком отряде не ожидали. Все бойцы надеялись получить объяснение из первых рук, от Запевалы. «Вон оно как, оказывается», – подумал Один-Ноль, на все сто уверенный, что Вите Заплетину для того и дали краткосрочный отпуск, чтобы он из него не вернулся.

– А где Запевала? – спросил Скумбатов, не дождавшись скорого ответа. На лейтенанте была темно-зеленая майка с желтоватыми пятнами от «белизны»: это сердобольные связистки решили обстирать разведчиков и по ошибке бросили майку Александра в таз с женским бельем.

– Заплетин не смог самостоятельно справиться с заданием. – Выдержав паузу, ротный пояснил: – Пришлось помочь ему. Похороны послезавтра.