Эми Мун

Невольница князя

Пролог

Бревенчатые стены терема содрогались от гула.

С самого утра в хоромах кмета пыль столбом. Ещё бы! Такое событие — сам князь приехать изволит! Забава смахнула со лба пот и, крепче прижав к себе стопку полотенец, шмыгнула в распахнутые двери.

Надобно в покоях порядок навести, чтобы гостям дорогим спалось сладко.

Покрепче перину взбить, грязь убрать, полы скребком дочиста выдрать… Ох и трудно это! От студёной воды пальцы ломит, под кожу занозы забиваются… Но Забава готова была хоть языком мыть, только бы яства на стол не раскладывать — уж слишком близок пиршественный зал к покоям кмета.

Чтоб его лихо сожрало!

Забава вздрогнула, скорее подошла к разобранной кровати. Нельзя думать! Надо делом заняться!

Перекинув толстые косы за спину, она потянулась к подушкам, но в следующий миг с визгом полетела на кровать. А сверху навалилось грузное тело.

Схватив ее за волосы, нелюдь дёрнул так, что чуть шею не свернул!

— Что ж ты, Забавушка, такая неловкая? — зашипел в ухо, обдавая вонючим дыханием. — Аль нарочно дразнишь, намеки делаешь?

И кмет захохотал, больно стискивая ее бедро.

Забава только губу до крови прикусила. И, зажмурившись, взмолилась всем богам.

День ведь на дворе! Прислуги в тереме полно, воины ходят! Неужто посмеет? Нет, не переживет позора! Не выдержит!

По щекам хлынули горючие слезы. И кусочек хлебца, что она перехватила на кухне, встал под горлом комком тошноты.

Ей сейчас дурно сделается!

— Ай и ладная ты девка, Забавушка, — продолжал шипеть гад, до боли сминая то бока, то грудь. — А уж волосы каковы — чисто золото сверкает-переливается. Богатство!

Да она бы это богатство обрезала да в реку Чудь бросила! Пусть бы разъели их темные воды, ни волосинки не оставили!

А под грубыми пальцами уже трещала ткань платья.

Воздух колом из груди вышибло: ни вскрикнуть, ни слова молвить.

Да и не тронут мольбы Бокшу. Сколько девок уж слезами умылось, а иные вовсе сгинули.

Но только Забава хотела взмолиться мертвой богине, чтобы та вырвала ее душу из тела и навсегда избавила от мучений, как от дверей донеслось тихое покашливание.

— Прощенья просим, благородный кмет… Первые гости уже прибыли.

Бокша забористо ругнулся.

Но все же дал свободу. Только для того, чтобы крепче схватить за косы и развернуть лицом к себе.

— Даже не думай сбежать, девка! — оскалил лошадиные зубы. — А если хоть попытаешься — сестрёнки твои замест старшенькой в постель мою лягут! Поняла?!

И швырнул на пол так, что кости хрустнули.

Сквозь слезы Забава видела, как удаляются от нее расшитые золотом да алыми шнурами сапоги.

Вслед за тяжелой фигурой кмета скрылись и воины.

А она ещё долго не могла подняться, таращась на раскиданные по полу полотенца.

Как сбитые птахи, они растянулись на темных досках, а обережный узор мерещился кровавыми ранами на белоснежных их крыльях.

И она такой же будет… Если выживет.

А сестры ещё маленькие совсем. Оскудел род Дарена-чеканщика. Нет больше защитников — ни братьев, ни отца. Унес родных мор, теперь Забава сама по себе.

Поэтому Бокша силу чувствует. Знает, что за сироту никто не заступится.

Кое-как Забава поднялась на дрожащие ноги. Голова в тумане и перед глазами тоже пелена.

Ее тело двигалось, поправляло разодранное платье, собирало полотенца, взбивало перину… А сама Забава будто рядом ходила да все никак опомниться не могла.

Боги, стыдно-то как! Грязно!

И что ей, горемыке, теперь делать? Хоть в колодец с головой ныряй …

Взгляд упал на распахнутое окно. А за ним, во дворе, темная фигура знахарки.

Прислужниц мертвой богини не жаловали. Им не полагалось ни дома, ни имени. Но Бокша рискнул позвать — вдруг у кого из гостей живот прихватит аль голова заболит.

Не прогонит старуха и ее, Забавы, черную маяту?

Кинув тряпки, она бросилась прочь из покоев. И чуть не сбила одну из девушек

— Смотри, куда несёшься, поганка бледнорылая! — зашипела служка.

Кажется, это была Гарья-кухарка, но Забава глядеть не стала, только быстрее припустила. А вслед ей неслись крики да шуточки стражи. Каждый из мужчин норовил за косу схватить.

— Бабушка, бабушка… — позвала знахарку, едва заметила вдалеке сгорбленную фигуру.

Нет, не услышит!

Но старуха остановилась. Забава мигом оказалась рядом. Хотела жалиться и о помощи просить, а ни слова вымолвить не смогла — в груди сперло.

— Отдышись сперва, — проскрипела старуха. — И покои мне покажи, не забудь… А то ишь, позвали да не встретили.

И, цапнув Забаву под локоток, с неожиданной силой поволокла под своды терема.

— Здесь хоть не болтай, дурища, — бурчала едва слышно. — И у ветра уши есть, а тебе оно надобно?

Забава мотнула головой. Конечно нет!

Но старуха едва ли видела. На одном глазу бельмо, да и второй не сильно лучше. Втолкнув Забаву в первую же попавшуюся коморку, старуха лязгнула засовом и уперла руки в бока:

— Что, не люб красавец? Какова привереда!

И захохотал, как закаркала. А у Забавы слезы из глаз покатились.

— Спаси меня, бабушка, — шепнула, умоляюще складывая руки. — Нет моих сил больше. Умру…