Невроз и личностный рост: борьба за самореализацию

Склонность к захвату у данного типа может выражаться и в определенной мании величия: в воображении он делает что-то грандиозное или обладает необычайными качествами. Более того, он часто считает себя выше других, и это заметно по его поведению или по преувеличенному чувству собственного достоинства. Его горделивое Я занимает все его самоощущение. Но качества, которыми он гордится, по контрасту с захватническим типом все служат «уходу в отставку». Он гордится своей замкнутостью, «стоицизмом», самодостаточностью, нелюбовью к принуждению, своей позицией «над схваткой». Он может достаточно осознавать свои требования и эффективно проводить их в жизнь. Однако содержание этих требований особое, поскольку проистекают они из потребности защитить свою башню из слоновой кости. Он считает, что имеет право на то, чтобы другие не влезали в его частную жизнь, не ждали от него ничего и не тревожили его, имеет право быть свободным от необходимости зарабатывать на жизнь и от ответственности. В конце концов, захватнические склонности проявляются и в некоторых вторичных образованиях, развившихся из его основного «ухода в отставку», таких как преувеличенная забота о своем престиже или открытый бунт.

Но эти захватнические склонности исчерпали свою активную силу, поскольку он отказался от своего честолюбия в смысле отказа от любого активного преследования честолюбивых целей и от активного стремления к ним. Он решил не желать этого и оставить все попытки чего-то достичь. Если он способен к продуктивной работе, то будет делать ее с величайшим отвращением или с показным пренебрежением к тому, что хочет или ценит мир вокруг него. Это характерно для группы открытых «бунтовщиков». Не хочет он предпринимать и никаких активных или агрессивных действий ради реванша или мстительного торжества; он отбросил влечение к реальной власти. На самом деле, как и предполагает смысл «отставки», идея лидерства, влияния на людей или манипулирования ими ему довольно противна.

С другой стороны, если превалирует склонность к смирению, налицо низкая самооценка «ушедшего в отставку». Он может быть кротким и не считать себя важной персоной. У него могут быть установки, которые мы вряд ли признали бы смирением, если бы не изучали так подробно решение о полном смирении. Он часто остро чувствует потребности других людей и тратит добрую часть жизни на помощь или услуги им. Он часто беззащитен перед грубой силой или навязчивостью и скорее примет вину на себя, чем обвинит других. Он может очень бояться задеть чьи-то чувства. Он склонен уступать. Эта последняя склонность, однако, продиктована не потребностью в привязанности, как у смиренного типа, а потребностью избежать трений. В глубине души его так же пугает потенциальная сила тенденции к смирению. Он может, например, с тревогой доказывать, что, если бы он не отстранялся, ему бы сели на шею.

Подобно тому, что мы видели в отношении захватнических тенденций, смиренные тенденции тоже представляют собой скорее установки, чем активные, властные влечения. Характерные черты страсти придает смирению зов любви, а здесь его нет, поскольку «ушедший в отставку» решил не хотеть, не ждать ничего от других и не вступать в эмоциональные отношения с ними.

Теперь мы понимаем значение ухода от внутренних конфликтов между двумя влечениями: к захвату и к смирению. Когда активные элементы этих влечений исключены, они перестают быть противоборствующими силами, следовательно, в конфликте больше не участвуют. Сравнивая три главных попытки обрести цельность, мы видим, что в первых двух человек надеется достичь интеграции, пытаясь исключить одну из противоборствующих сил; в решении об отставке он пытается обездвижить

обе силы. И он может это сделать, потому что прекратил активную погоню за славой. Он все еще должен быть своим идеальным Я, а значит, его гордыня со своими надо продолжает жить, но не идет на поводу у активных влечений к ее актуализации – то есть он прекратил действия по ее воплощению в жизнь.