Невроз и личностный рост: борьба за самореализацию

Он особенно беспомощен, принимаясь за творческую работу, например начиная писать статью. Ему сложно все спланировать заранее из-за отвращения к власти над предметом. Следовательно, вместо того чтобы набросать план или проработать материал в уме, он просто начинает писать. На самом деле это типичный и частый путь для другого сорта людей. Захватнический тип, например, так и поступит, без малейших колебаний, а его черновик покажется ему уже законченной работой. Но у смиренного типа просто не лежит душа к черновикам, с их неизбежным несовершенством в формулировке мыслей, стиле и связности. Он остро чувствует каждую неуклюжесть, недостаток ясности или последовательности и т. п. Его критика могла бы иметь рациональное содержание, но бессознательное презрение к себе, которое он вызывает, так мучительно, что он не может заставить себя продолжать. Он говорит себе: «Да оставь ты это; всегда можно будет потом поработать», – но такой подход ему не помогает. Когда он принимается заново, из-под его пера выходят одно-два предложения, иногда он записывает несколько небрежных мыслей на тему. Только потратив огромное количество труда и времени, он наконец спросит себя: «Ну, что же на самом деле ты хочешь написать?» Только тогда он сделает грубый набросок, затем второй, более детальный, потом третий, четвертый и т. д. Каждый раз затаенная тревога, рожденная его конфликтами, немного затихает. Но когда доходит до финальной доработки, подготовке к отправке или к печати, тревога может снова возрасти, поскольку теперь вещь должна быть безупречной.

Во время этого болезненного процесса острая тревога может возникнуть по двум противоположным причинам: его крайне тревожит, когда дело затрудняется и когда дела идут слишком хорошо. Дойдя до запутанного вопроса, он может отреагировать шоком, рвотой, потерей сознания или может случиться стопор. А с другой стороны, когда он понимает, что все идет хорошо, он может начать саботировать работу еще решительнее, чем обычно. Позвольте мне проиллюстрировать такой саморазрушительный отклик случаем одного пациента, чьи затруднения мы немного уменьшили. Он уже заканчивал статью и заметил, что некоторые параграфы, над которыми он работал, ему вроде бы знакомы. Вдруг он понял, что когда-то их писал. Порывшись на столе, он действительно нашел вполне разборчивый черновик этих параграфов, сделанный им не далее как вчера. Он, не ведая того, почти два часа формулировал идеи, которые уже были им сформулированы. Потрясенный такой «забывчивостью» и думая о ее причинах, он вспомнил, что это место далось ему достаточно легко и он посчитал это счастливым знаком того, что он преодолевает свои трудности и становится способен закончить статью за короткое время. Хотя такие мысли имели подкрепления в действительности, это было больше, чем он смог вынести, и он устроил сам себе маленький саботаж.

Теперь, когда мы разобрались, какие ужасные препятствия приходится преодолевать в работе этому типу личности, проясняются некоторые особенности его отношения к работе. Одна из них включает в себя тяжелые предчувствия и даже панику перед началом отрезка работы, трудного для него: с точки зрения замешанных в этой работе конфликтов она кажется ему невыполнимой задачей. Один пациент, например, регулярно болел простудой перед тем, как надо было читать лекцию или ехать на конференцию; другого тошнило перед премьерами; еще одна валилась с ног от слабости перед походом за рождественскими покупками.

Понимаем мы и то, почему он может делать работу только частями. Внутреннее напряжение, в котором он работает, так велико и так нагнетается во время работы, что он просто долго не выдерживает. Это касается не только умственной работы, но справедливо и для любой другой, которую он выполняет самостоятельно. Он может убрать в одном ящике стола, а другой оставить на потом. Он подергает сорняки в саду, копнет раз-другой и остановится. Он попишет полчаса-час и сделает перерыв. Но тот же человек может работать без остановки, когда делает что-то для других или вместе с ними.