Эти страхи понятны, поскольку те крайности, которых они так боятся, в них существуют, в смысле реальной возможности. Тем не менее эти страхи основаны на ошибочном суждении. Многие пациенты подвержены таким метаниям из крайности в крайность, когда они все еще так захвачены невротическим конфликтом, что думают только в парадигме «или-или» и не способны увидеть реального выхода из своего конфликта. Если психоанализ идет должным образом и дает результат, то им придется столкнуться с презрением к самому себе и склонностью уступать, но, конечно же, не всегда они будут жить с такими установками. Они преодолеют компульсивные компоненты обеих крайностей.
Здесь возникает следующее возражение, более продуманное и существенное, чем прежнее: если психоанализ сумеет разрешить невротические конфликты и сделать человека счастливее, не останется ли у него настолько мало внутреннего напряжения, что он будет довольствоваться просто
С другой стороны, можно выдвинуть специфическое предположение, что невротические конфликты бывают продуктивны. Наши знания о сновидениях дают повод серьезно отнестись к этому предположению. Мы знаем, что в сновидениях наше бессознательное воображение способно находить решения внутреннего конфликта, длительное время нас беспокоящего. Образы сновидений так насыщенны, уместны, так четко выражают суть, что приобретают черты художественного творчества. Спрашивается, почему бы одаренному художнику, владеющему изобразительными формами своего искусства и способному к необходимой работе, не создать поэму, полотно, музыкальное произведение сходным путем? Лично я склонна допустить такую возможность.
Но мы должны ограничить такое предположение некоторыми соображениями. В сновидениях человек имеет возможность найти различные виды решений. Они могут быть конструктивными или невротическими, со множеством промежуточных вариантов. Этот факт нельзя сбрасывать со счетов и при оценке художественного произведения. Я бы сказала, что, даже если художник наглядно представил нам только свое особое невротическое решение, оно может иметь мощный резонанс, потому что есть много других людей, кому близко такое же решение. Но можно ли до конца верить тому, что говорят нам, например, полотна Дали или новеллы Сартра, при всем их художественном мастерстве и острой психологической наблюдательности? На всякий случай уточню: я не считаю, что пьеса или рассказ не должны показывать нам невротических проблем. Напротив, когда они доставляют страдания большинству людей, художественное изображение может многим раскрыть глаза на существование этих проблем и значение, прояснить их в сознании людей. И конечно же, я не считаю, что пьесы или рассказы, раскрывающие психологические проблемы, обязаны иметь счастливый конец. «Смерть коммивояжера», например, рассказ не со счастливым концом.
Возможно, в представленном возражении заключен ответ на еще один вопрос. Поскольку невротические конфликты или их невротические решения могут парализовать либо исказить творчество художника, мы, конечно, не можем утверждать без оговорок, что они в то же время стимулируют его. Гораздо более вероятно, что большинство таких конфликтов и их решений негативно сказывается на работе художника.
Возникает вопрос, где же нам провести границу между теми конфликтами, которые могут давать более-менее конструктивный толчок к творчеству, и теми, которые душат его, подрезают творцу крылья, умаляют ценность сделанного им? Может быть, граница тут чисто количественная? Конечно, нельзя сказать, что чем больше конфликтов у художника, тем прекраснее ему работается. Может быть, ему полезно иметь их немножко и вредно, если их чересчур? Но тогда где граница между «немножко» и «чересчур»?