Невская битва. Первый подвиг Александра

Княгиня Феодосия была права, отец и сын почти до утра сидели за беседой.

Князь Ярослав Всеволодович усадил Александра напротив себя и потребовал:

— Рассказывай!

— Что сказывать? — пожал плечами сын. — Содержание урезали, на ловы не пускали, сидишь, точно в клетке какой. Вот-вот путь укажут. Ждать не стал, сам уехал.

Отец рассмеялся:

— Да я не про то! Как Новгород путь кажет, я и сам знаю. Ты мне про Биргера расскажи, слышал я, много уже слышал, как ты с зятем короля расправился.

— А ты-то откуда? — изумился Александр.

Князь Ярослав горделиво приосанился:

— И у меня своих людей по свету немало. — С удовольствием рассмеялся. — Как приятно от чужих услышать, что твоему сыну за ратные дела прозвище Невский дали! Когда-нибудь и твои сыновья тебе такую славу принесут, вот тогда ты меня поймёшь. А теперь подробно расскажи, как понял, что шведов у Невы бить надо? Как битву устроил. Всё рассказывай. Или ты устал? Так можем завтра.

Конечно, князь Александр очень устал, но глаза отца слишком горели желанием немедленно услышать о подвиге сына, потому он не смог отказать. Стал толково объяснять, как пришла мысль не ждать шведов в Ладоге и тем более в Новгороде, а выйти навстречу. И сделать так, чтобы не заподозрили о его подходе.

— А я слышал, что тебе Биргер даже вызов на бой прислал, мол, не сдашься, рабом будешь!

Молодой князь чуть сморщился:

— Да не было никакого вызова. Откуда такая молва пошла, и сам понять не могу. Нас о появлении шведов ижорцы предупредили, что морскую стражу несли. Они и наблюдали всё время, без Пельгусия с его людьми нам бы не справиться. А знаешь, как мои новгородцы бились! И ладожане тоже! И сами ижорцы!

Глаза Александра горели, когда он рассказывал о Гавриле Олексиче, о Якове Полочанине, о Мише, о Савве, подрубившем шатёр, о гибели Ратмира, о Елифане, стрелявшем с помощью ног, о Канюше, заслонившем его собой... Ярослав смотрел на сына и радовался. Не бросился князь рассказывать о том, как сам бился с Биргером и попал тому в узкую прорезь шлема, а говорил о людях, что были рядом с ним. Настоящий воин вырос, настоящий князь! Не зря ему новгородцы имя дали Невский! Сердце отца переполняла гордость. Настолько, что на его глазах даже выступили слёзы. Александр испугался:

— Что, отче?

Князь Ярослав смахнул скупую слезинку загорелой рукой и вздохнул:

— Я радуюсь, Саша, что хорошего сына вырастил, хорошего князя и хорошего воина.

Александр снова опустился перед отцом на колено, а тот прижал светлую голову к своей груди и прошептал:

— Спасибо тебе, сынок.

Когда молодой князь наконец добрался до своей постели, Александра, конечно, давно спала. Почувствовав, что муж ложится рядом, она доверчиво прижалась к нему, бормоча:

— Ну где же ты так долго?..

Тот погладил её по голове:

— Спи, спи, ясынька моя...

А сам, несмотря на усталость, заснуть ещё долго не мог, одолевали думы. Но думал почему-то не о том, что теперь будет с ним самим, а о своевольном Новгороде. Псковские земли осаждают ливонцы. Это не шнеки из Швеции, где было всех намешано, ливонцы пойдут до конца, и много найдётся предателей, что, как новгородские бояре, станут с ними дружбу крепить. Летом ему удалось увести дружину и ополчение подальше от города и дать бой там, иначе бояре уболтали бы даже вече и пустили шведов к Новгороду. Неужели не понятно, что если кто приходит на твою землю с мечом, то не дружить идёт, а завоёвывать? На что надеются? Князь почти до света размышлял о судьбе великого вольного города, о судьбах русских городов, которые терзают новые завоеватели с юга. И что за напасть такая на Русь?

Наконец сон сморил и князя Александра.

В своей ложнице ещё долго вели беседу и его родители, князь Ярослав Всеволодович и княгиня Феодосия. Мать с гордостью рассказывала, как встречали новгородцы их сына, как кричали в один голос: «Невский!» Потом с горечью вздохнула:

— А после выгнали...

— А то ты Новгород не знаешь? Ничего, позовут обратно.

— А что он делать пока станет? Ведь Саше дело нужно, он от безделья замается.

Князь Ярослав притянул жену ближе к себе:

— Мыслю, поедет пока в Переяславль-Залесский.

Отдохнёт там, пока новгородцы очухаются. Ладно, завтра договорим, скажи, ты хоть обо мне вспоминала?

Почувствовав жаркое дыхание мужа, княгиня смутилась:

— Вспоминала...

— Чего ж не ехала? А если б я себе девку завёл?

— Завёл? — насторожилась Феодосия.

— Не завёл, но станешь меня одного оставлять, заведу непременно! — объявил князь, деловито стаскивая с жены рубаху.

Утром поздно встали все, кроме князя Александра, сработала привычка, приобретённая ещё в детстве, когда их будил боярин Фёдор Данилович.

ВЕРНУТЬ НЕВСКОГО!

 Загородные ворота Новгорода за день проходила уже третья семья из Пскова. Стража насторожилась:

— И чего идёте? Плохо там, что ли?

Псковитянин огрызнулся:

— А ты сам сходи и посмотри!

Если б не орущие детишки у него в санях, стражник, может, и разозлился бы, но, увидев заплаканное лицо женщины и три чумазые рожицы, вылезшие из-под полсти, которой были укрыты, махнул рукой:

— Езжай уж! Есть к кому?

— А то... — вздохнул псковитянин.