Невыдуманные истории (СИ)

Я промолчала. Промолчала не потому, что ничего, кроме горла, возможно, покрасневшего, не увидела. А потому, что не понимаю, зачем. Зачем мне заглядывать в рот ребенку?

Подтвердить диагноз? Подтвердить профессионализм медика? Бред.

Во время беременности меня часто смотрели на аппарате УЗИ, и милая докторша в женской

консультации каждый раз поворачивала монитор в мою сторону, приговаривая: «Ой, посмотрите, пальчики какие длинные, а ножки как смешно поджимает». Я так ни разу и не

смогла понять, где там пальчики, где ножки, а где, собственно, все остальное. Я ей верила, но

всякий раз, когда она это делала, чувствовала себя дурой.

Участковая засобиралась. На ходу диктуя названия лекарств, она заглядывала в блокнот, выбирая следующий адрес. Я пыталась стенографировать, прижав лист к стене в коридоре.

— Семь-восемь раз в день, по четвертинке, за тридцать минут до еды…

— Извините, но мой ребенок столько не ест! (Тем более ребенок, больной ангиной, при

которой, если я не ошибаюсь, больно глотать).

Она сделала паузу, но побоялась сбиться с заученного текста и, не ответив, продолжила:

— Если не поможет, не давайте лекарство больше…

Мне показалось, это была фраза дня, но я ошиблась. Доктор, наматывая шарф перед

зеркалом, учила меня, как «обработать горло раствором». Это была инструкция по

эксплуатации существа живого, шестилетнего. Я не перестала писать только потому, что

такие формулировки нужно цитировать. Повторять слово в слово:

«Зафиксируйте ребенка строго вертикально (ага, желательно пользоваться отвесом). Угол

палочки должен быть девяносто градусов по отношению к горлу (и транспортиром). Наносите

раствор на слизистую горла по часовой стрелке, и если у ребенка вдруг (!) возникнет рвотный

позыв, уберите палочку и научите ребенка глубоко вдыхать носом».

Она завершила этот спич, стоя спиной уже в дверях. Потом обернулась, если бы она

улыбнулась, я бы оценила чувство юмора участкового доктора, но она сказала серьезно:

— Вы все поняли?

— Да, спасибо.

Ангина оказалась странной. Дочка сильно кашляла и на горло не жаловалась. Кроме

обработки горла раствором и кормления семь-восемь раз в сутки я выполняла все требования

и предписания. Три вида таблеток, два — капель, сироп и орошение. Не помогало.

Температура спадала только на время действия лекарства. Две ночи мы не спали. Дочка не

могла дышать носом.

Я позвонила в поликлинику, нашего врача не оказалось, трубку взяла ее коллега.

— Она не спит две ночи, носом не дышит!

— Это капали?

— Да.

— А так промывали?

— Да.

— А это?

— ДА. ДА. ДА.

— Ну, привозите, покажем лору.

Одноглазый лор (на одном глазу у него блестящий круг), вооруженный железным крючком, велел моему ребенку задрать голову. А вы бы не заплакали?! Она не плакса, просто надо

соизмерять размеры инструментов с воображением ребенка. Я понимаю, что у него очередь.

Но, возможно, ласковое слово ускорило бы процесс. Не надо было бы тратить время на

вытирание слез и на долгие уговоры открыть-таки и показать дяде ротик.

Нас отправили на рентген.

— Не бойся, тебе сделают фотографию носика изнутри!

Я вообще-то строгая мама, но в поликлинике я излучала столько света, что солнце

зажмурилось. Надо было как-то компенсировать ребенку встречу с правдой жизни.

Естественно, после того, как мы отстояли очередь, выяснилось, что для рентгена

необходима специальная бумага. Которая, опять же естественно, продается в аптеке, в

которую (все так же естественно) буквально минут десять ходьбы (ну, там, за углом).

Лор сказал — гайморит. Я спросила — откуда?! Лор попросил сдать денег «на

благотворительность». Я спросила, как это!? Не в смысле денег, а в смысле формулировки. Я

правда не поняла, «сдать на благотворительность» — это как? Я сдаю, а кто-то потом

благотворит этими деньгами? Я положила десять гривен в подставку для ручек, он написал

нам список лекарств.

С ангиной было проще. Новый список состоял всего из пяти пунктов, правда, никак не

пересекался с предыдущим. Доктор отвел мою дочь в процедурную.

— Подождите за дверью, ей сделают промывание носа.

Я бы не ушла, но из процедурной вышла совершенно очаровательная бабушка-медсестра и

добрым голосом залепетала какую-то чушь про кудряшки моей девочки, про чудную ее

кофточку и так далее.

Я металась под кабинетом в унисон с диким ревом собственного ребенка. Через пять минут

вместо своей, обычно веселой, я получила всхлипывающую и распухшую от слез девочку.

— Промывания нужно будет сделать не меньше пяти раз. И еще прогревания.

Звучит как приговор. Не по количеству процедур, а по тону произнесенных слов.

Я не доктор, но, по-моему, греть воспаления нельзя.

— Вы знаете, два дня назад у нее была ангина. С гнойником.

Доктор снова взялся за крючок.

— Подойди ко мне, девочка.

— Нет! — дочка вцепилась в мою руку. Я ощутила ее температуру. Не меньше тридцати

восьми.

Это какой-то фильм ужаса, страшная сказка.

— Вы знаете, она и так откроет рот, не надо инструментов, пожалуйста.

— Мамочка, кто из нас доктор? Вам что-то не нравится? Лечите сами.

Хороший аргумент. Работает безотказно.

Не хотелось ни возмущаться, ни ругаться, ни объясняться. Хотелось, чтобы она была