Читаем Невыносимая легкость бытия полностью

Поиграй еще, дружочек, поиграй. Мало плакала - так вдосталь порыдай. Сядь у зеркала с собою визави, Подведи за жизнь итоги - по любви. Как красива надо лбом седая прядь! Можно в жертву горькой страсти поиграть. А глаза, какие в зеркале глаза! Ну точь-в-точь над бурным морем, да гроза. Ты придвинь поближе к зеркалу лицо: Вокруг глаз лучей-морщиночек кольцо. А новехонькая складка возле губ Не её ли подарил сердечный друг? Пококетничай ещё годами - всласть, Поиграй в почти что роковую страсть... Тут хоть смейся, моя милая, хоть плачь, Ясно, кто и в чьей руке был только мяч.

О, это время на изломе жизни! Когда вершины все уже внизу И путь ведет лишь вниз. О, это время Несбывшихся желаний, честолюбий Неутоленных... Время очной ставки С холодным зеркалом: чуть больше седины. У губ морщинки горькие. Глаза, Уставшие чуть больше, чем хотелось... И это - я? Как быстро все ушло: Тщеславье, гордость, дерзкие порывы, Надежды, ожидания... Увы! Как жизнь со мной жестоко пошутила: Все отняла, оставила ни с чем, И к этим вот рукам, пустым, холодным Тебя швырнула... Что я дать смогу? Что вызвать, кроме жалости, сумею? Тогда бы... Раньше... Хоть на полдороге... Не у обрыва!

Я должно быть устала немного На канате без сетки плясать... Увези меня, ради Бога, Хоть на час, хоть на полчаса! Увези меня не взаправду, Понарошку, а не всерьез. Увези, хоть на снег, хоть на травку, Хоть под елку, хоть в шум берез. Подари мне всего лишь дорогу. Шелест листьев, птиц голоса... Укради меня, ради Бога, Хоть на пол-, хоть на четверть часа!

Ты надеждой себя не баюкай: Нож вложила убийце в руку, И стихи твои будут порукой В том, что цели достигнет он. Неужели - в твои-то годы! Ты ещё в милосердие Бога Можешь верить? Пуста дорога И глубок зачарованный сон. Под ножом - но не раньше! - проснешься И от боли навзрыд... засмеешься. Но ведь это и вправду смешно: Перед смертью на миг очнуться, Уходя, назад оглянуться И понять вдруг, как хорошо Было там - в зазеркальном мире... Мы такую дверь отворили, Что и думать об этом - грешно.

Пусть это только лишь мираж Знак близкого самума. Последняя - в ряду всех краж Из кошелька Фортуны. Счастливый промах колеса В игре судьбы-рулетки, Удачи яркой полоса, Шальной побег из клетки Я ко всему готова. Что ж, Случается - случайно, Что сам Господь отводит нож В последний миг закланья.

Я больше не боюсь ни черных дней, Ни белых от бессонницы ночей, И прошлого безжалостного тени Покой мой потревожить не посмеют. Отчаянье и горе преходящи, Впервые в жизни грежу настоящим, Впервые в жизни не хватает слов И... слишком много их. Как птицелов Я караулю птицу ту, чьи песни Немногим только избранным известны. Но попадет ли мне она в силки? Ее полет и песни так легки! Я не боюсь предчувствий и примет, Я не боюсь за все держать ответ... Лишь одного страшусь: а вдруг, о вдруг Молчания опять замкнется круг В моей душе, иссякнет рифм родник... И жизнь я потеряю в тот же миг.

Грейте душу, пока горю, Принимайте, пока дарю, Точно перстень - с перста на перст, Как заветный нательный крест, Сотни этих звенящих строк Запасайте, копите впрок. Я ещё и не так спою, Я не так ещё вас отдарю. Раздувайте огонь-пожар, Птице-Фениксу нужен жар, Чтоб из пепла, тлена, углей Воспарить - Синей Птицы живей.

Я грешу лишь постольку, поскольку дышу, Ни понять, ни простить меня я не прошу. Если я перед кем-то хоть в чем-то виновна, То лишь в том, что стихи набегают, как волны, А я скрыться от них за скалу не спешу. Где-то близко уже тот, последний, девятый, Долгожданный, зловещий, прекрасный, проклятый... Пусть меня унесет он с собой в океан, Ослепит, оглушит... По рукам и ногам Свяжет накрепко - пусть. Неизбежно когда-то Я уйду - в океан ли, во тьму ль, в никуда... Но стихами осыплю дорогу туда!

Лишь об одном прошу: не предавай! Меня так беспощадно предавали, Такой тоске на откуп отдавали, Что по сравнению с ней и ад был - рай.

Лишь об одном прошу: не пожалей. Не дай желанью превратиться в жалость. Пережила я столько черных дней Десятком больше - боже, что за малость!

Лишь об одном прошу: не обмани. Не отведи глаза, когда разлюбишь... Скорее ложью ты меня погубишь, Чем честным погребением любви.

Вот возьму и обижусь, возьму и уйду, И другое себе утешенье найду. Ну, тогда ты, возможно, хоть что-то поймешь, Но такую, как я, все равно не найдешь. Суета это все. Растеряешь ты в ней Всех стихов моих россыпь, души свет моей... Вот возьму и обижусь, возьму и уйду Раз не хочешь тепла - поживи-ка во льду.

"СЛОВО И ДЕЛО" (конспект поэмы)

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
… Para bellum!
… Para bellum!

* Почему первый японский авианосец, потопленный во Вторую мировую войну, был потоплен советскими лётчиками?* Какую территорию хотела захватить у СССР Финляндия в ходе «зимней» войны 1939—1940 гг.?* Почему в 1939 г. Гитлер напал на своего союзника – Польшу?* Почему Гитлер решил воевать с Великобританией не на Британских островах, а в Африке?* Почему в начале войны 20 тыс. советских танков и 20 тыс. самолётов не смогли задержать немецкие войска с их 3,6 тыс. танков и 3,6 тыс. самолётов?* Почему немцы свои пехотные полки вооружали не «современной» артиллерией, а орудиями, сконструированными в Первую мировую войну?* Почему в 1940 г. немцы демоторизовали (убрали автомобили, заменив их лошадьми) все свои пехотные дивизии?* Почему в немецких танковых корпусах той войны танков было меньше, чем в современных стрелковых корпусах России?* Почему немцы вооружали свои танки маломощными пушками?* Почему немцы самоходно-артиллерийских установок строили больше, чем танков?* Почему Вторая мировая война была не войной моторов, а войной огня?* Почему в конце 1942 г. 6-я армия Паулюса, окружённая под Сталинградом не пробовала прорвать кольцо окружения и дала себя добить?* Почему «лучший ас» Второй мировой войны Э. Хартманн практически никогда не атаковал бомбардировщики?* Почему Западный особый военный округ не привёл войска в боевую готовность вопреки приказу генштаба от 18 июня 1941 г.?Ответы на эти и на многие другие вопросы вы найдёте в этой, на сегодня уникальной, книге по истории Второй мировой войны.

Андрей Петрович Паршев , Владимир Иванович Алексеенко , Георгий Афанасьевич Литвин , Юрий Игнатьевич Мухин

Публицистика / История
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

В монографии, приуроченной к столетнему юбилею Революции 1917 года, автор исследует один из наиболее актуальных в наши дни вопросов – роль в отечественной истории российской государственности, его эволюцию в период революционных потрясений. В монографии поднят вопрос об ответственности правящих слоёв за эффективность и устойчивость основ государства. На широком фактическом материале показана гибель традиционной для России монархической государственности, эволюция власти и гражданских институтов в условиях либерального эксперимента и, наконец, восстановление крепкого национального государства в результате мощного движения народных масс, которое, как это уже было в нашей истории в XVII веке, в Октябре 1917 года позволило предотвратить гибель страны. Автор подробно разбирает становление мобилизационного режима, возникшего на волне октябрьских событий, показывая как просчёты, так и успехи большевиков в стремлении укрепить революционную власть. Увенчанием проделанного отечественной государственностью сложного пути от крушения к возрождению автор называет принятие советской Конституции 1918 года.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Димитрий Олегович Чураков

История / Образование и наука