Невыносимое счастье опера Волкова

В общем, суббота удалась. Эмоций масса, впечатлений вагон. Ухохотались до потери пульса. Надышались свежим воздухом до переизбытка кислорода. Моей отдельной радостью стало то, что после вчерашнего неважнецкого самочувствия, сегодня о недомогании напоминали разве что утренняя легкая тошнота и время от времени накатывающая слабость. Не сильно и не смертельно. Природа лечит.

За ужином Вик, как и обещал, сыграл для нас с Ру на гитаре. За эти годы он совсем не растерял навык, хоть и уверял, что уже вечность не брал инструмент в руки. Это как с велосипедом – раз научился, будешь уметь всю жизнь. Тело помнит. На улице смеркалось, а мы жарили зефирки над угольками, тлеющими в мангале, и в три глотки горланили старые детские песенки от “Прекрасного далека” до “Голубого вагона”, успешно распугивая всю находящуюся поблизости фауну. Да, петь мы лучше не стали. Увы!

В начале одиннадцатого Руся начала клевать носом. Пока Вик занимался костром, я проводила мелкую в палатку. Пожелав ребенку сладких снов, чмокнула в щеку и накинув кофту, вернулась к нашему будущему огню. Устроилась на одном из походных стульчиков, уткнув локти в колени и положив подбородок на ладони, молча засмотрелась на Волкова.

Шикарен!

Нет, он всегда шикарен, но в такие моменты особенно бесподобен. Эти руки, умело складывающие полешки в костер. Этот сосредоточенный суровый взгляд опера. Пленит и завораживает силой своей, мощью, мужским естеством, легкой грубостью и первобытной дикостью в каждом движении. Хорош, чертяка! На улице завечерело и ощутимо похолодало, а он до сих пор в одной футболке и джинсовых шортах гоняет. Отругать бы, вдруг простынет. Но толку? Его будто совсем колебания температуры не волнуют. Мужик с большой буквы.

Мой! Весь от упрямого невыносимо-собственнического характера до улыбки, которая прямо сейчас трогает его губы.

– Что? – спрашиваю, подавшись вперед. – Почему ты улыбаешься?

– Нравится, когда ты так на меня смотришь, конфетка.

– Как так?

– Как будто в этом мире нет ничего прекрасней. Хотя знаешь, использовать эпитет “прекрасный” по отношению к мужику, такое себе, конечно.

– Но так оно и есть! Ладно, не нравится слово “прекрасный”, пусть будет… м-м… совершенный, поразительный, исключительный. Ох, а если бы ты еще чуточку менее вредным был, вообще цены бы тебе не было, Виктор!

– Я? Вредным? Секундочку, то есть это я вредный? Напомнить, кто у нас зачинщик всех ссор в семье, Антонина?

– Ну вот не надо! Оба хороши. Да, кстати, прошу прощения.

– За что на этот раз?

– За вчерашнее. Я вспылила. Не к месту. Признаю.

– Я бы мог сказать – я же говорил, но не буду.

– Зараза ты, Волков!

Вик улыбается. Дрова в костре схватываются, начиная приятно потрескивать и разгораться. Вик двигает стул ко мне поближе и садится, обнимая за плечи. Притягивает к себе под бок.

– Ладно, я тоже был не прав, конфетка. Но, клянусь, Герман оказался в клубе по чистой случайности. Увидел тебя, засек Игната. Потом вы оба пропали с радаров, и он набрал мне. Никакого криминала. Никто ни за кем не следил. Они вообще с парнями частенько там зависают. Кстати, поэтому я и не хотел, чтобы ты туда ходила. Забудь про этот клуб. Отвратное место.

– Не вижу связи.

– Ну, так угадай, какого хрена там ошиваются трое холостых мужиков? Уж точно не ради вкусных коктейлей они туда заваливаются почти каждые выходные.

– М-м, ясно, вот значит, где вы девочек клеите! Ты тоже, колись? – тычу локотком по ребрам.

– Что я тоже?

– Ой, ну давай не строй из себя святого, Витюш. Как часто подружек себе там на ночь снимал? Раз? Два? Официантки? Барменша? Посетители?

– Не буду я с тобой это обсуждать.

– Почему это?

– Тебе оно надо? – смотрит, брови сведя к переносице. Блики от огня пляшут на его лице. И правда, хороший вопрос. Я плечами пожимаю:

– Нет, наверное.

– Все, что было после тебя “тогда” и до тебя “сейчас” – глупости, Кулагина. Куча лиц, куча имен, куча встреч. Идеальней тебя нет. Я искал. Я знаю.

Я искал, я знаю…

Значит, все эти годы “искал”? Приятно. За талию обнимаю и ближе прижимаюсь. Улыбаюсь, носом утыкаясь в его шею. Рука Волкова сильней меня в объятиях стискивает. Мне вроде бы только что признались, что женщин перебирали, совершенно не смущаясь использовать их для удовлетворения собственных потребностей, а меня эта новость не злит. Наоборот – приятно ласкает слух. Ну и что, что были другие? Он ведь такую, как я, искал! Дурную немного, эмоциональную, вредную – неповторимую, в общем.

– Хорошо, но хотя бы скажешь, были у тебя серьезные отношения после меня или нет? – возвращаюсь к теме немного погодя. – Это не военная тайна?

– А у тебя?

– Разве что брак с Макаром, – пожимаю плечами, – но ты про него уже знаешь.

– Для галочки, я помню.

Я возмущенно щиплюсь.

– Так что? Были или нет, Волков, признавайся?

– Зачем тебе это, Тони? Серьезно? Не люблю я болтать о прошлом. Тем более о незначительном, давай сменим тему.

– Просто хочу знать, чем ты жил все эти годы. Разве это плохо? Мы вроде как заново узнаем друг друга, нет?

Волков вздыхает. Показательно тяжело. Сдается: