Незабудки

— Да нет, нашелся. Просто он поломанный весь.

— Вот, подумаешь! — обрадовался Андрейка. — Да ты тащи его сюда, слышь? Тащи, тащи. Я его запросто налажу. Думаешь, не сумею? Да говорю тебе, запросто!

Надюшка посмотрела на него внимательно, вздохнула и пошла за яхтой. Совсем не интересен стал ей вдруг этот корабль, но раз уж Андрейке так хочется…

— Х-хе, отличная яхта! Только мачта нужна новая, паруса приклеить, а здесь покрасить, — от ткнул в днище, — и будет как новая.

Надюшка проснулась бодро, села на кровати и уставилась в окно. С кровати ей было видно только умытое солнечное небо, и как бы в небе парила на чистых бумажных парусах новенькая яхта. Она долго смотрела на нее. Они с Андрейкой решили сегодня испытать яхту в подходящей какой-нибудь луже, но у Надюшки созрел другой план.

— Андрейка, а давай пойдем на Урал и отпустим ее в настоящее плаванье, — предложила она, когда они встретились во дворе.

— Но… она же тогда совсем уплывет, — ответил Андрейка и с сожалением посмотрел на яхту.

— Ну и что? Зато у нее будут всякие приключения, и вообще так интереснее…

— И правда, положат ее опять в коробку, поломается вся, — понял он.

— Ладно. Пошли на реку. Только если там спросит, кто ты, скажешь, что ты моя сестра, поняла?

Андрейка свистнул Жека и они втроем отправились к реке.

День был солнечным, а вода такой прозрачной, что можно было выбирать камушки на дне возле берега. Андрейка настроил руль так, чтобы яхта вышла на середину реки.

— Полный вперед, — сказал он и оттолкнул кораблик. Почти не качаясь, он ровно пошел к стрежню.

— Ур-ра! — закричал Андрейка. — Самый полный!

Жек заметался по берегу, залаял, ему, наверное, показалось, что ребята упустили кораблик. А Надюшка стояла молча и спокойно улыбалась. Когда он вошел в течение и парус стал то и дело пропадать в солнечных бликах, она сказала про себя:

— Кораблик, плыви за папой…

Кораблик, кораблик, откуда он знает, куда ему плыть?

Харитон и Маша

— Все в этой Елшанке не так, вот что! — решила Маша. И конечно: в городе снега давно нет — и пыль, а тут пыли нет — и снег, и трава. Над бочажкой, на пригорке, снег большим белым блином лежит и бежит из-под него вода. Не ручьем бежит, а сплошь, по траве, полем бежит — это полая вода. Снег чистый, искристый, как сахар в сахарнице, но спереди папа идет, сзади мама — попробовать его не дадут. Трава вокруг снега только вылезла и тоже такая, что хочется ее погладить. Маша погладила, а трава ее по ладошке погладила. И еще цветы она увидела — самые первые после зимы, маленькие оранжевые солнышки. Папа назвал их «матьмачехи», похоже очень на «математики». Странно называются и действительно странные — вылезли из-под земли, а листья там оставили. Маша сорвала три цветка и все пошли в домик. Открыли дверь, в домике пасмурно и пахнет смутно, неясно. А папа еще и здоровается с кем-то:

— Здравствуй, Харитон, как зимовал? Не скучал тут?

И мама туда же:

— Покажи, Харитон, куда веник спрятал.

Веник нашелся и началась суета: папа ходит то за дровами, то за водой, мама — то вещи в дом вносит, то наоборот выносит во двор, на солнышко, одеяла, подушки. А Маша бегает то за папой, то за мамой, в домике ей сидеть неохота — может, это Харитоном пахнет? А спросить про него некогда. То папа ей бабочку показывает, бордовую с белой каймой, тоже после зимы первую, то маме нужно помочь посуду вытереть, потому что Маша это умеет. То все вместе заложили в печку дрова, зажгли и стали смотреть, как огонек вырастет в огонь. Вот вырос, зашелестел щепками, затрещал дровами и все успокоились. Маша тогда спросила:

— Пап, а Харитон кто? Он какой?

— Ну, он домовой. Живет тут за печкой, хозяйничает, когда нас нет. А какой он, я и не знаю. Он ведь редко показывается, ходит неслышно, не топает и не скачет, не шумит в общем, а когда ест — не чавкает. Говорят, что он бодрый такой старичок-невидимка.

— Еще он любит девочек, которые маму слушают и ей помогают, — прибавила мама.

«Это конечно, это все любят», — подумала Маша и заглянула за печку. Никого там не было, кроме прозрачного комарика, повисшего на паутинке.

— А у нас в квартире он есть? — спросила она.

— Нет. В городе домовые не живут, — вздохнул папа. — Там печек нет.

Маша съежилась возле него. В окна глядят темные, без листвы еще деревья и один только дом виден, в котором живет иногда дядя Витя Смородин. Не воют троллейбусы, автобусы не рычат, только далеко где-то жалостно лает собака. Стало сумеречно, а фонари нигде не зажглись и у дяди Вити света в окнах нет. Но тут печка защелкала веселее и даже запела что-то теплое. Тепло по всему дому пошло, и неясный запах пропал.