Незабываемый 1919-й

Родзянко. Ты этот случай из жизни выкинь навсегда. Опять придется играть… Гвардейские императорские марши помнишь?

Капельмейстер. Так точно, ваше превосходительство. (Начинает наигрывать на губах марши.)

Родзянко(вторя). Правильно…

Капельмейстер. Понимаю, ваше превосходительство, на случай вступления в столицу. Уже репертую… Ваше превосходительство, дозвольте от искренней души: что исполнять в высшем торжественном случае?

Родзянко. А ты что, голубчик, забыл?

Капельмейстер. Никак нет, ваше превосходительство. (Запел «Боже, царя храни».)

Родзянко. Ну, иди, иди, голубчик… Репетируй… Или как ты говоришь: репертуй. Ну, репертуй, репертуй!.. (Родзянко остался один.) Боже, царя храни… (Поглядел куда-то вверх.) И не сохранил?.. Нехорошо, конфуз… Увезли в Екатеринбург, расстреляли и… А хорошо будет: «Пал Петербург. С утра в столицу России вступили части генерала Родзянко»…

Слышны звуки марша.

Занавес

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

ЗАГОВОРЩИКИ В КРОНШТАДТЕ

Служебный кабинет начальника артиллерии Кронштадта Буткевича. Тяжеловесность во всем убранстве; безвкусная бронза, большие вазы, красный бархат, картины, морские узоры, модели парусников.

Буткевич. Адъютант, вы сами говорили с Красной Горкой?

Адъютант. Так точно, товарищ начальник. Как только узнал о событии, кинулся к телефону, стал спрашивать.

Буткевич. И что же?

Адъютант. Ну, там ребята-телефонисты свои, узнали: «Привет, товарищ адъютант, у нас, говорят, полундра»…

Буткевич. Именно полундра.

Адъютант

. Успели сообщить следующее. Еще двенадцатого июня белые подошли на семь-восемь верст к форту. Партколлектив заметил подозрительность поведения коменданта Неклюдова и его свиты.

Буткевич. Свиты?

Адъютант. Так точно. У него на подбор: Гримм, Делль, Брунес. Арнольд…

Буткевич. Что вы хотите сказать?

Адъютант. Русские командиры из иностранных.

Буткевич. Пустяки. Продолжайте.

Адъютант. Партколлектив устроил собрание. Неклюдов туда послал своего холуя — денщика. Недавно втесался в партию… Обсудило собрание меры. Приняли правильное решение — сместить Неклюдова и всех этих гриммов-арнольдов… Холуй доложил. Неклюдов ночью поднял роту пулеметчиков. Подобрана специально — кулацкое отродье… Неклюдов им и говорит: «Мы окружены белыми. Петроград, Кронштадт сдались, идет английская эскадра. Конец войне. Обезоруживать коммунистов!» — и началось… А пулеметчики там — любимчики Неклюдова. Они коммунистов и забрали.

Буткевич. Дальше!

Адъютант. Дальше шум в трубке, телефонистов взяли за горлянку… Я подул, подул в трубку, кто-то ответил: «Доболтаешься, красная рожа, до петли»…

Буткевич. А вы?

Адъютант. Я, конечно, ответил. Они помолчали, поперхнулись и трубку хлопнули. Разрыв дипломатических отношений.

Буткевич. Ну, идите.

Адъютант уходит.

Стук в дверь.

Буткевич. Да!

Входит начальник штаба Кронштадтской морской базы Александр Рыбалтовский.

Рыбалтовский. Точно в двадцать ноль-ноль, как вы просили. Добрый вечер, господин полковник.

Буткевич. Здравия желаю, господин капитан первого ранга.

Рыбалтовский. Ну-с, ваш первый шаг блестящ. Красная Горка — это просто пилюля! Поздравляю.

Буткевич(замахав руками) Не говорите, не говорите, просто сглазите. Посмотрим еще, как пойдет…

Рыбалтовский

. Пойдет отлично. Везде ошеломление и растерянность…

Буткевич. Не везде, не везде, Александр Аполлонович. Боюсь, что нас возьмут на подозрение.

Рыбалтовский. Не может быть!

Буткевич. Может… Я был вызван к Сталину. Ну, пережил труднейшие минуты. Он заявил, что не удовлетворен моим докладом и что «двойная бухгалтерия в политике к добру не приводит»… Ну, а что у вас?

Рыбалтовский. Мне было приказано открыть огонь линейных кораблей по Красной Горке. Я приказал стрелять из гавани. Это безвредно — недолеты.

Звонок телефона.

Буткевич. Начальник штаба морской базы здесь, на совещании. Передаю трубку… Вас, товарищ Рыбалтовский, из Военного Совета.

Рыбалтовский. Слушаю… Так точно, товарищ член Военного Совета. Как? Линкоры вывести… (Посмотрев на Буткевича.) Кто приказал? Сталин? Есть. (Вешает трубку.) Да, видимо, начали проверять. Сталин. Теперь форт пострадает.

Буткевич. Я говорил! Не везде растерянность, дорогой… Ага, забеспокоились, дорогой?..

Рыбалтовский. Весьма неприятное и неожиданное осложнение.