Незадачливая судьба кронпринца Рудольфа

"Его императорское высочество кронпринц Рудольф только что беспрепятственно пересек границу 5-го участка и продолжил путь в направлении к Шёнбрунну.

Маргаретен — Карл Вилигут".

Итак, великие князья и княгини, коротая время в беседе, дисциплинированно ждали Рудольфа, а Франц Иосиф, единственный из собравшихся знавший, где находится Рудольф (и поэтому понимавший, что его стоит подождать), видимо, был несколько раздражен: это опоздание — какова бы ни была его видимая причина — лишний раз подтверждало, что с Рудольфом творится неладное. Принц стал необязательным, истеричным, непредсказуемым в своих поступках (что это за манера — ни с того ни с сего нарушить четкий распорядок дня, подхватиться вдруг и отбыть на охоту в Майерлинг?). Опять придется за него краснеть (впрочем, разве император краснеет? кто посмел бы осудить его, вогнать в краску?) перед князем Ройсом (то бишь перед другим императором), ведь посол наверняка доложит в Берлин и об этом опоздании (он и приглашен-то для того, чтобы сделать соответствующий доклад), а между тем Бисмарк и так относится к Рудольфу с подозрением из-за его близости к еврейским и масонским кругам; ужели правда, что его сын, как ему докладывали, и сам заделался "вольным каменщиком"? Во всяком случае, Рудольф ведет излишне вольный образ жизни, что свидетельствует о каком-то пагубном влиянии. Конечно, надо дать ему выпустить пар, хотя,

с другой стороны, пора бы уже и остепениться. А теперь в довершение всего еще эта затея с разводом! До развода, естественно, дело не дойдет, но ведь Рудольф и без того опостылел всему двору своими скандальными причудами. Ну как тут, спрашивается, включать его в государственные дела? Его увлечение птицами — скажите, орнитолог выискался! — еще как-то можно затушевать, приписав охотничьей страсти, в конце концов, это фамильная черта Габсбургов. Но его политические игры… вознамерился, видите ли, перехитрить самого Бисмарка! Ничего не попишешь, дурное наследие матушки, ее беспокойная кровь! И вечное упрямство, желание настоять на своем!.. Спутался с этими мадьярами, и вот вам результат: в Будапеште толпы заполонили все улицы и устраивают демонстрации. Чего им, спрашивается, не хватает? А Рудольфа легко подбить на любую авантюру, мало того, что пьянствует да распутничает, а уж с какой компанией связался! Тут и евреи, и франкмасоны, и либеральные газетчики!.. У Рудольфа здоровье и дух совсем подорваны, а они, мерзавцы, этим пользуются! Вот и скажите на милость, как после этого доверить сыну армию?.. Эти и подобные им мысли, должно быть, тяготили отцовскую и императорскую (нерасторжимо единую) душу Франца Иосифа.

Но это всего лишь домыслы. Ведь привратникам, стольникам и прочей челяди — всегдашним очевидцам приватных сторон истории, — от которых, по всей вероятности (а от кого же еще?), были получены бароном Краусом подробные сведения о ходе трапезы, не дано было читать в мыслях императора. Даже лица, стоявшие ближе к трону, не догадывались о его переживаниях, так что сам Бисмарк, которого информировали именно эти высшие круги (например, старший брат Елизаветы), располагал весьма разрозненными данными. Что же думал и чувствовал Франц Иосиф как повелитель пятидесяти миллионов подданных и как семейный деспот? Сие неизвестно. Император был человеком скрытным, замкнутым. Даже в кругу семьи он не спускался с пьедестала.

Однако можно предположить, что он все же с любопытством обернулся к двери, когда в зал — с небольшим опозданием — вошла супруга наследника. Стефания выглядела бледной, взволнованной, глаза ее были заплаканы; как еще она могла выглядеть через полчаса после сцены, описанной в отчете некоего Пюхеля, любимого егеря наследника, вручившего Стефании телеграмму от Рудольфа? «Ее высочество в одной руке держала телеграмму, а другою сжимала кружевной платочек. Опустив голову, она стояла в нескольких шагах от меня. На лице ее отражались грусть и тревога, по бледной щеке скатилась слеза. Немного погодя она промолвила, словно произнося свои мысли вслух: "Господи, что же мне делать? Откуда взять решимости? Каково будет одной предстать перед их величествами/"»