("Пешти Напло", понедельник, 24 декабря 1888 г.)
"Мечта". — Новый роман Эмиля Золя "Мечта" издан в венгерском переводе фирмой Зингера и Вольфнера ("Библиотека мирового романа").
Перевод выполнен Белой Фаи, так что не нуждается в рекомендациях. Цена обоих томов — 1 форинт.
("Пешти Напло", 24 декабря 1888 г.)
По причине всенародного траура перенесены концерты Йоахима[16]
: выступление с оркестром, назначенное на первое февраля, переносится на четвертое февраля, а камерный концерт с участием Йоахима, Хубаи и Поппера, объявленный на четвертое февраля, состоится в пятницу, восьмого февраля. Купленные билеты действительны.("Немзет", пятница, 1 февраля 1889 г.)
Газету "Пешти Напло", которая, обнародовав в сегодняшнем своем выпуске обстоятельства страшного удара, постигшего императорский дом, тем самым заронила в публике зерна чудовищного подозрения и даже возвела обвинения против правительства, предупреждаем — всему есть предел. Тот, кто при сложившихся на сегодня обстоятельствах проявляет безответственное отношение к авторитетам, которые и нас самих удерживают от обсуждения и аргументированного отпора сим несостоятельным измышлениям, — тот проиграет во мнении серьезных людей, не желающих в своем служении отечеству спекулировать на сенсациях. Выполнять свой журналистский долг на уровне болтливых кумушек — занятие весьма недостойное; нам куда более по душе люди, для которых любовь к отчизне дороже мелких страстишек…
("Немзет", суббота, 2 февраля 1889 г.)
Вдова наследника послала Мору Йокаи[17]
пять золотых пуговиц, которые принц Рудольф носил долгое время.Подарок, предназначавшийся поэту "в память о незабвенном супруге", был передан обергофмейстером.
("Вашарнапи Уйшаг", 3 марта 1889 г.)
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Рудольф — как мы уже упоминали — всегда вставал спозаранку. Отчасти это объяснялось тем, что престолонаследие, если относиться к этой миссии всерьез (а Рудольф относился к ней, как и ко всем прочим сторонам своей жизни, всерьез), было связано со множеством забот, кои принц еще и приумножал — то ли попросту из жажды деятельности, то ли из добросовестности (то ли желая подготовить себя к роли верховного правителя?); отчасти же он вставал рано оттого, что, по всей вероятности, ему не спалось. Существует ведь такая степень усталости, когда перегруженная и изнуренная нервная система позволяет организму всего лишь на несколько часов заглушить копящееся годами нервное напряжение. Рудольф пребывал в таком состоянии целыми неделями, а то и месяцами. В рождественский сочельник (у наряженной елки) с ним приключился истерический припадок, принц держался раздраженно и грубо, его нельзя было узнать. Это ли не признаки нервного расстройства? А в описываемое нами утро понедельника на нем наверняка сказывалось и томительное ожидание: ведь что ни говорите, а человек готовился к самоубийству. (Если это правда.) Или по меньшей мере к похищению девушки. А подобный поступок — какими бы причинами он ни был вызван — неизбежно грозил громким скандалом, независимо от его завершения. Накануне таких событий любому человеку глаз не сомкнуть.
Итак, после посольского приема, энного количества рюмок коньяка, сдобренного шампанским, после ночи, проведенной с Мици Каспар, и коротких часов сна Рудольф, как обычно, в семь утра уже сидел за письменным столом и занимался делами. Еще и для того, чтобы никто не заподозрил о готовящихся событиях, внешне все должно обстоять, как прежде. Вот только сам наследник не был прежним. Как писал всезнающий князь Ройс в своем отчете Бисмарку,
По всей вероятности, мысли Рудольфа были заняты "секретным планом": ведь если остальные его поступки и оказались непреднамеренными, то похищение Марии наверняка планировалось заранее. И плану этому надлежало быть разработанным с идеальной точностью, а для осуществления требовалось не менее десятка людей, которым (хотя они не подозревали о своей взаимосвязанности, об отведенной им роли и скорее всего даже не догадывались о том, что принимают участие в крупной операции) следовало действовать на расстоянии друг от друга — между Веной и Майерлингом, — но точно и скоординированно.
Лошек и Водичка в это время уже ехали в поезде по направлению к Бадену, а Братфиш, который в половине одиннадцатого явится за Марией к Аугустинер-Рампе, должно быть, тоже уже вышел из дому, чтобы добраться до конюшни и подготовить выезд. Мери Вечера, надо полагать, еще почивала в столь ранний час или хотя бы притворялась спящей, чтобы не всполошить мать; наверное, и ей не давало спать волнение перед предстоящим побегом.