Незадолго до ностальгии

— Что-то вроде мегаэксперимента, — кивнул он. — Правда, доказательств у меня, строго говоря, нет. Я не могу утверждать, что материализация Менялы произошла в результате грандиозного магического ритуала, а не как случайный побочный эффект массовой дефенестрации. У меня есть только ощущения и улики. Во-первых, они очень быстро прибыли, хотя было всего пять утра. Словно заранее ждали чего-то в этом роде. И, думаю, первую группу, ту, что прибыла с Даном, привело не моё сообщение: скорей, расставленные по всему городу видеокамеры должны были реагировать на вертикальное движение. Иначе оперативность прибытия просто не объяснить. Это можно считать уликой, хотя после того, что произошло накануне, было бы неудивительно, если бы они из опасения новых инцидентов настроили камеры именно таким образом… Но есть «во-вторых». Дан на прощание сказал мне: «Отличная работа, Киш». Работа — это же не что-то случайное, правильно? Работу всегда планируют заранее, у неё есть своя цель, от неё ждут какого-то результата, и слова Дана означают, что я, по его мнению, выполнил нечто запланированное — достиг цели и добился результата. Но вряд ли это можно считать железным доказательством. Это только улика — очень веская, но всё же улика. И ещё было впечатление: они именно Вальтера Эго и искали в глубине времён. Точней, что им было прекрасно известно, кто это такой, и его фигура вызывала у них благоговение. Помнишь, Дан сказал: его похоронят родственники? У меня есть подозрение, что среди потомков Менялы нашёлся генетический путешественник, который и установил с ним связь. Благодаря этому они удостоверились, что предания не врут: Эго исчез именно так, как исчез. После чего и задумали проведение Эксперимента. Косвенное подтверждение — институт генетических исследований. Он тихо и незаметно существовал три года, и только после материализации Вальтера стал развиваться и расти. Значит, они поначалу работали только над одним генетическим путешествием, а когда Эксперимент прошёл успешно, решили не забрасывать столь перспективное направление. Но опять же, всё это только ощущения, а не доказательство. Правда, вчера появилась ещё одна улика. Вчера, когда мы с Марком вспоминали саммит в Праге, он вдруг спросил меня, что означает consilium impiorum — консилиум кого? Я перевёл как «консилиум злодеев», и только потом до меня дошло, что это — начало первого псалма Давида. «Beatus vir qui non abiit in consilio impiorum» — «Блажен муж, не идущий в совет нечестивых». Странное совпадение, не правда ли? Последние слова Истого Менялы были про дух Давида, а тут — первый псалом. Но опять же: этого слишком мало, чтобы быть в чём-то уверенным…

— Есть ещё одна улика, — негромко произнесла Варвара, и вначале Кишу показалось, что он ослышался. Но она подтвердила свои слова лёгким кивком: да, есть.

— Даже не знаю, — усмехнулся он, качая головой, — ожидал я чего-то в этом роде или нет. Нет, вру: конечно, не ожидал. И какая?

— Ты видел её много раз, — подсказала Варвара.

— Даже так? — Киш скептически приподнял бровь.

— Не совсем её, — уточнила она, — а её… её портрет или…

— Постой, постой, постой… — заторопился он. — Дай я отгадаю… сейчас… Браслет?

Она кивнула.

— Так я и думал! — воскликнул он. — Ай да Аккадский! Ай да Шедевр! Всё-таки ты намекала на свой Браслет!

— Я намекала? Когда?!

— Ну как же, — в его голос вплелась снисходительная интонация «к чему теперь отпираться?», — янтарный, телемагента, ежевичный и так далее — ты ведь подбирала на процесс одежду так, чтобы в ней каждый раз доминировал какой-то определённый цвет, и только букву «б» во второй раз пропустила. Разве ты при этом не намекала на Браслет? Хочешь сказать…

Но Варвара уже смеялась:

— Киш, ты такой милый! Ты решил, что я зашифровала тайное послание с помощью разных цветов? Ты правда считаешь, что я на такое способна?

Её смех был такой искренний и заразительный, что Киш снова засомневался.

— Но зачем?!

— Это была только одна из гипотез, — ответил он уклончиво. — И если ты думаешь, что я не понимал все её слабости…

— И какую фразу ты расшифровал?

Ну, в этом-то он не собирался признаваться! Во всяком случае, пока. И ещё Киш вдруг понял, что Шедевр над ним, скорей всего, подшутил — придумал «люлю», чтобы подтолкнуть его к Варваре.

— Какая разница, если это всё равно не так?

— Киш, пожалуйста! Янтарный, теле-что-то-там, ежевичный, а дальше? Что после «Яте»?

— Янтарный, телемагента, ежевичный, — стал перечислять он, — норковый, ирисовый, бурый, ультрамариновый, малиновый, баклажанный… м-м… устойчивый, маренго.

— Ятенибумбум? — недоверчиво переспросила Варвара, но тут же разочарованно воскликнула: — Киш, ты обманываешь, ну скажи! Если хочешь: пусть будет считаться, что я очень подсознательно передавала тебе сообщение, а ты, такой умный, взял и расшифровал его. А я скажу, правильно или нет! Давай?

Но Киш не повёлся на эту детскую уловку.

— Потом, — пообещал он. — Ты будешь смеяться ещё больше… Ещё сильнее, я хотел сказать… но чуть позже. Мы же говорили о Браслете? Мне не терпится узнать тайну Браслета!