И начался день, который в точности повторил вчерашний. Вся вчерашняя объедаловка, обпиваловка, все эти многочасовые сидения за столиками все новых и новых ресторанов повторились и усилились. «И так все десять дней?» – думал я, пережевывая уставшими зубами все новые образцы восточных кушаний.
Язык тоже работал. Особенно он обработал политику, и мировую, и ближневосточную. Доставалось от Махмуда и его товарищей политике российской. Очень они критиковали нашу робость перед Америкой. Очень осуждали рознь славянского мира.
– А у вас? – отбивался я. – У вас полное единение, у арабов? Когда бомбят одних, другие не очень спешат на выручку. А послушаешь – все вы терпеть не можете политику Израиля и всяких клинтоно-бушей.
– Ну, это сложно, – отвечали мне.
– Так и у нас непросто. Конечно, стыд и срам, что мы отдали Сербию под бомбежки, струсили. И Болгария одобрила Америку, и прибалты, и чехи, и другие. Да, не сплотились мы в коллектив. Это я Заболоцкого вспомнил, знаете? Когда католики уговаривают Чингисхана пойти под папу римского, он отвечает: «Конечно, путь у нас различен, но вы, Писанье получив, не обошлись без зуботычин и не сплотились в коллектив».
– О, я знаю Заболоцкого, – воскликнул доктор Хусейн или Али, я пока их сильно не запомнил. – Жертва репрессий, так?
– Да у нас, почитать исследования по русской, советской литературе, все сплошь жертвы репрессий.
– Литература возникает из сопротивления официальному курсу, так? – спросил Махмуд, оторвавшись на секунду от разговора с официантом.
– Так примерно было во все времена. Но сейчас демократическая литература выработала тип лизоблюда, который угождает власти тем, что гадит на прошлое, издевается над всем святым. Таких прикармливают. Все крупные литературные премии последнего времени вручаются за антирусские книги.
– То есть их присуждают не русские люди? Евреи?
– Ну, на все евреев не хватит. Своих лизоблюдов полно.
– А вообще евреи оказывают большое влияние на политику? – спросил доктор Хусейн. – Или умеренное? Или среднее? Или никакое?
– А вы как думаете? – отвечал я. – Думаю, они бы хотели оказывать решающее влияние, но не получается. Жадность фраера всегда губит. Это понятно? То есть меры не знают. Банкир петушинский воровал, приватизировал миллионные предприятия за копейки, чего еще? А все мало. Сидит. Конечно, с комфортом, с интервью, с ореолом страдальца. Конечно, вытащат. Но хотя бы следующие будут воровать осторожнее. Видите, до чего нас довели: уже мы тому рады, что воров власть уговаривает воровать аккуратнее.