Дороги Афона, конечно, сильно улучшаются. Хорошо это или плохо, тут два мнения. Конечно, непрерывно везутся по ним строительные материалы, туда-сюда ездят рабочие, послушники. Но нарушается молитвенная тишина. Рев «Камаза» – это не тихое цоканье копыт ослика по камням. Только опять же – строиться-то надо. Ведь века и века проходят, строения ветшают, жизнь продолжается, надо думать о будущих насельниках. Не оставлять же им разрушенные обители. Так что и дороги нужны.
Но так хочется молитвенной тишины. Ее ищут, к ней уходят. Два знакомых моих монаха, о которых спросил, оказывается, ушли по благословению в уединенные каливки. Конечно, их не найти. И зачем? И что им ответишь, когда они скажут: «Оставайся!»?
Водитель очень досадует на привычку русских что-то обязательно приобрести на память.
– Эти лавки все время забирают. И что в них? Приехал, зашел, приложился, и дальше. И больше объедем.
Но у нас главное не лавки. Мы еще не только сами прикладываемся к святыням монастырей, но и вносим в них икону святителя Николая. Монахи-греки и те, кто в это время находятся в монастыре, благоговейно прикладываются, произнося новое для некоторых слово: Зарайский-Корсунский.Когда потом вспоминаешь Афонские монастыри, тем более те, в которых был всего раз или два, то впечатления накладываются друг на друга, и путаешься: это в каком монастыре весь двор не мощеный, а весь зеленый от ковра густой крепкой травы? А в каком дорожки красно-коричневые, как коврики, и по краям пунктирами цветные камешки? А где монах вынес складной столик, и на него поставил длинный ящик с частицами мощей, вначале сам их облобызав? Где? Да, по большому счету, это и неважно. Важно, что были, что молились, что прикладывались, что в это время тем, за кого молились, становилось легче. А крепче всего наши молитвы за любимое Отечество. Главное – мы на Афоне, в центре вселенской молитвы ко Господу и Божией Матери.
Конечно, особо помнятся Ильинский и Андреевский, бывшие, а даст Бог и будущие, русские скиты. В них же все совершенно русское – архитектура, колокола, иконы. В Ильинском скиту, во весь простенок, икона батюшки нашего любимого Серафима Саровского, вся в драгоценном окладе. «Дар надворного советника Константина Андреевича Патина. 27 октября 1913 года». Иконостас из Одессы. Монах: «Иконы писаны в Киеве. Все ваше. Мы храним». Хранить помогают и мощные кованые двери. Недалеко от них источник животворной воды. И ковшик из белого металла. Из таких, только уменьшенных, запивают Причастие.
Источники везде. И везде пьем и умываемся. И никак не напьемся. Даже дивно.
И здесь самое время присесть у источника на лавочку, в узорной тени от желтеющих листьев, и вспомнить иеромонаха Аникиту, в миру князя Сергея Александровича Ширинского-Шихматова. Он упокоился в Ильинском скиту. О нем слишком мало того короткого упоминания, которое было в первом издании, когда писалось о приходе бывшего князя к отшельникам. Конечно, и целой книги не хватит описать такую личность, но хотя бы коротко:
Набожный, рано ставший блестящим морским офицером, участник боев, одареннейший поэт, ратоборец за Россию, за русский язык. Какой любовью к Отечеству звучат вот, хотя бы эти, строки: