Незаконнорожденная

– Конечно, я бы устроила им нагоняй, если б знала. А тогда я была… довольна. Я видела его только однажды, да и то со спины. Они стояли у трактира, на мосту через канал, и что-то обсуждали. А затем пошли к реке. Разговор у них был длинным и… не очень любезным. Скорее это был спор, почти ссора. Когда они уходили, я все время не сводила с него глаз, но он ни разу не обернулся, так что его лица я не видела. Я обрадовалась. Удивилась, но обрадовалась. Сами понимаете, ей не дали бы выйти замуж за Джонатана. Вам, конечно, об этом уже сказали? Джозефина Аллейн наверняка об этом упоминала. Джонатану запретили на ней жениться. Элис была никто. И, кроме того, она могла оказаться его родственницей… а если даже не так, все равно занимала неизмеримо более низкое положение в обществе. Наверное, Элис и Джонатан планировали убежать или заключить тайный брак, но ведь они полюбили друг дружку еще в детстве. Так что молодой Аллейн давно мог осуществить задуманное, если действительно собирался это сделать. Разве не понятно? Именно это я и пыталась ей внушить. Хоть она и не желала меня слушать. Если бы он и вправду хотел взять ее в жены, он сделал бы это. Любовь к нему способна была навеки разбить ей сердце. Поэтому, когда я увидела, как она разговаривает с тем, другим, у меня отлегло от сердца.

– Но кто он был? Как выглядел?

– Это мог быть кто угодно

! Например, незнакомец, который остановился, чтобы узнать время, только и всего! – воскликнула вошедшая Пташка. Она стояла в дверях с полным чайником в одной руке и с ведром, в котором плескалась вода, в другой. Костяшки пальцев побагровели от холода, а глаза метали молнии.

– Я знаю, что я видела, Пташка! Тут было что-то совсем другое!

– Ничего ты не знаешь! Что ты можешь знать?

– Да как же не знать мне, няньке, которая ее вырастила и знала все секреты, даже те, которые она не торопилась мне раскрывать?

– Они собирались сбежать! Элис и Джонатан! И обещали взять меня с собой… Если ты видела ее с другим мужчиной, то, наверное, он им в чем-то помогал. Может, это был друг Джонатана, приехавший, чтобы рассказать Элис о плане, который ее жених не решился доверить бумаге.

– Если ты способна в такое поверить, то ты просто дурочка! – отрезала Бриджит, затем откашлялась и продолжила уже более спокойно: – Зачем все усложнять и искать мудреного ответа, когда простой лежит на поверхности?

– Потому что… – начала Пташка и остановилась, переводя дух. – Потому что Элис меня любила. Называла сестрой. Она бы не оставила меня здесь, не оставила лорду Фоксу. Она обещала.

– Элис тебя любила, это верно. И меня она тоже любила, хоть и по-своему. Но мы с тобой считали, что Джонатана Аллейна она любит больше всех, а как раз его-то Элис и предала. Я ее видела и знаю, что глаза меня не обманывали.

Взгляды Пташки и Бриджит схлестнулись в молчаливой битве. Их голоса звучали устало, и Рейчел поняла, что их спор разгорается регулярно, каждый раз причиняя боль обеим. Пташка отвернулась и поставила чайник на плиту. Рейчел молча сидела в тени, сгустившейся вокруг кровати, все еще потрясенная новостью, что Элис появилась в Батгемптоне в возрасте трех лет, а не новорожденной. Сердце у нее колотилось так сильно, что, казалось, дрожало все тело. Бриджит посмотрела на гостью и, похоже, заметила ее состояние.

– Но вы не ответили на мой вопрос, миссис Уикс, – проговорила она. Рейчел подняла глаза, ощутив нелепое чувство вины. – Почему вы сюда приехали?

За словами старухи последовала тишина, и Рейчел почувствовала, как навострила слух Пташка. Вдруг ей захотелось все рассказать. Захотелось поделиться с кем-нибудь надеждой, пока еще хрупкой и шаткой, будто карточный домик, который развалится, если кто-то его заденет. Рейчел вдруг показалось, что, если она заговорит о своих мыслях вслух, надежда окрепнет. А может, даже превратится в нечто большее, чем просто надежду. Рейчел набралась храбрости, облизнула губы и заговорила.

– У меня была сестра. Ее звали Абигейл. Мы родились близняшками, причем совершенно одинаковыми, – поведала она.

Молчание за стенкой стало еще более красноречивым.

– Она любила лиловый цвет, я помню это совершенно отчетливо, – продолжила Рейчел. – Лиловый, как цветки лаванды. А мой любимый цвет был желтый. В последний день, когда я ее видела, мама вплела в наши волосы ленточки под цвет наших любимых платьев – светло-желтого на мне и лилового на Аби…