Незаконнорожденная

За нагромождением крыш и печных труб их ближайших соседей виднелись широкие извивы более фешенебельных улиц Бата, в том числе и его знаменитые полумесяцы[12]. Их светлые фасады, гармоничные и щеголеватые, возвышались над остальным городом. Когда Рейчел было пятнадцать, она однажды провела там осенне-зимний сезон вместе с родителями и младшим братом Кристофером. Воспоминания об этом времени напоминали расплывчатые пятна. В них, как в тумане, смутно мелькали приглашения на чай и на игру в карты, на прогулки и на танцы в Залах для собраний

[13]. Теперь Рейчел жалела, что была недостаточно внимательна и не закрепила в памяти все эти моменты счастья, чтобы они остались с ней навсегда. Но она помнила, как однажды стояла у одного из выходящих на улицу окон в доме, где они остановились, и смотрела вниз на сплетение старых, более бедных, улиц вокруг аббатства и у причалов на реке Эйвон. Тогда Рейчел думала о людях, что проживут там всю жизнь, о которой она ничего не узнает, так как их пути никогда не пересекутся. При этой мысли ее губы тронула улыбка, которую отличала странная смесь грустной иронии и решимости.

– В чем дело? Что заставило тебя улыбнуться? – спросил Ричард, отводя от ее лица прядку волос.

– Я начинаю чувствовать себя дома, – ответила она, мысленно пообещав приложить все усилия к тому, чтобы это оказалось правдой.

Ричард обнял ее, и, говоря по совести, ощущение, которое она при этом испытала, оказалось уже не таким странным и тревожным.

Еды в доме не нашлось, поэтому Ричард отправился за провиантом и принес на завтрак свежий хлеб, сыр и пирог с ветчиной. Затем он повел жену прогуляться по улице, представляя при этом тем из соседей, кого ей следовало знать. Среди них, в частности, были миссис Дигвид, хозяйка прачечной, женщина невыразимо толстая и поразительно уродливая, с руками, как у мужчины, и с широченной улыбкой, а также Томас Лейн, владелец конюшни, находящейся за углом, на Амери-лейн. Он давал Ричарду внаем жеребца и возок для разъездов. Жеребец был низкорослым и пегим, с мохнатыми ногами и сонным взглядом. Рейчел помнила его по приездам Ричарда в Хартфорд-Холл, когда тот привозил на нем вино. Ричард весело гладил его по морде и говорил:

– Это Солдат, не родилось еще коня, которому такое имя подходило бы больше. Лучше только имя Бездельник, но этот коняга у нас парень работящий. Через год или около того я смогу себе позволить собственный возок, он будет более шикарным, чем этот. На нем будет красоваться название моей компании, так что мне уже не придется повсюду возить с собой вывеску. Прости, Солдат, но для этого возка мне понадобится конь порезвее. И не с такими волосатыми ногами.

При этом Ричард похлопывал коня по крепкой шее, и Солдат вздыхал, да так лениво, как может вздыхать только скучающее животное.

Недалеко от Эббигейт-стрит находилась маленькая, мощенная булыжником площадь Эбби-Грин, и на листьях у растущего на ней одинокого платана уже были сухие бронзовые края. Небо заволокло тучами, и Рейчел вдруг захотелось, чтобы вместо грядущей осени наступила весна. Весной все было бы куда более обнадеживающим, куда более похожим на начало новой, лучшей жизни. Позже, когда Ричард ушел по делам, Рейчел стояла посреди своего нового дома и размышляла, что делать дальше. Она знала, что у Ричарда есть экономка, миссис Линтон, которая приходит по определенным дням, но жилищу все равно явно не хватало женской руки. Осмотревшись, Рейчел обратила внимание на то, что на лестнице в углах висит паутина, а на половицах лежит нанесенная с улицы земля, и подумала, что Ричард слишком долго прожил один, а миссис Линтон либо непригодна для своей работы, либо ей до сих пор не докучали, и она разленилась. Во внезапно обступившей ее тишине Рейчел ощутила растущее беспокойство и глубоко вздохнула. Прежде пустые комнаты ее не тревожили, но теперь ей казалось, что пустота вокруг нее сомкнулась и была сродни поселившемуся в Рейчел странному чувству и еще больше его усиливала. Закрыв глаза, Рейчел попыталась вызвать в голове хоть какие-то мысли, которые смогли бы эту пустоту заполнить и подавить панику, которую она вдруг ощутила. В этот миг ей даже захотелось вновь оказаться в обществе Элизы Тревельян, с ее несносным самомнением и пренебрежительным отношением к гувернантке.