Незаконнорожденная

Ричарда она застала в винном погребе на Эббигейт-стрит. С наступлением осени муж поставил посреди него небольшую жаровню, в которой постоянно горели угли, чтобы вино хранилось при не слишком низкой температуре. В помещении, помимо обычного запаха заплесневелого дерева и опилок, слегка пахло золой и дымом. Это было до странности спокойное место, хотя и недостаточно освещенное. Ричард занимался тем, что переливал белое вино из бочонка в ведро. От его содержимого исходил острый уксусный запах, от которого Ричард морщил нос. В скудном свете, едва проникающем через окно, его волосы тускло поблескивали. Он закатал рукава, и было видно, что кожа на его руках гладкая и загорелая. Рейчел немного понаблюдала за ним, завороженная его плавными движениями и мягким, рассеянным выражением лица. Похоже, она теперь видела в нем нечто такое, за что его действительно можно было полюбить. Рейчел сделала долгий, медленный вдох и попыталась раздуть этот маленький огонек.

– Ну, как дела, мистер Уикс? – приветствовала она мужа.

Ричард поднял голову и с улыбкой посмотрел на жену.

– Что-то не так, моя дорогая?

– Все хорошо. Я только хотела рассказать о недавнем посещении Лэнсдаунского Полумесяца.

– Вот как? – отозвался Ричард и добавил к вылитому из бочонка вину молока. Затем он бросил в него горсть соли, горсть рисовых зерен и начал размешивать получившуюся смесь длинной палкой. Рейчел смотрела как зачарованная.

– Что ты делаешь с этим вином? – спросила она.

– Оно испортилось, – скривился Ричард. – Вся эта партия испанского вина на вкус похожа на лошадиную мочу. Такая обработка пойдет ему на пользу. Еще несколько дней, и это пойло можно будет продавать.

– А разве молоко не свернется? Скажи, если оно скиснет, разве вино не станет еще хуже? – спросила она.

Ричард покачал головой:

– Оно отстоится. Сама потом увидишь. А теперь расскажи о визите к Аллейнам.

В погребе было тихо, слышался лишь плеск вина и негромкое постукивание палки. Рейчел присела на угол одного из стеллажей и принялась носком туфли чертить на покрывающих пол опилках какой-то узор.

– На этот раз мистер Джонатан Аллейн спустился в гостиную, чтобы поговорить с матерью и со мной, – сказала она.

– Правда? Это хорошо, да, хорошо. Значит, он не так уж тяжело болен?

– Возможно, так и есть. Или болен, но не все время. Однако он сильно хромает.

Рейчел не сказала, что он выглядит как ходячий мертвец, напоминая покойника и бледностью кожи, и ее нездоровым оттенком, а еще тем, что его глаза блестят, точно стеклянные, и кожа туго обтягивает кости рук и скулы на лице. Она не сказала, что его вид заставил ее содрогнуться.

– И что он сообщил на этот раз?

– Он извинился за… дурное поведение во время нашей последней встречи. Сказал, что в тот день страдал от невыносимой головной боли и что время для знакомства было выбрано неудачно.

В тот момент Джонатан Аллейн холодно глянул на мать, и, несмотря на всю мягкость высказанного упрека, в его глазах блеснул гнев – застарелый и глубоко запрятанный. Когда же он снова посмотрел на Рейчел, на его лице промелькнуло… что-то. Что-то такое, чего она не ожидала увидеть и в чем не была уверена. Легкий намек на неловкость, почти робость. Он заявил, что плохо помнит, о чем они разговаривали в тот день, и что потом у него на лбу появился синяк – он забыл, каким образом, – но перед его глазами до сих пор стоит картина, как она в спешке убегает из комнаты. При этом его лицо исказила судорога, и рот скривился от досады.

– А что было дальше? Что сказала миссис Аллейн? – спросил Ричард, все еще работая палкой.

Воздух в подвале постепенно насыщался странным и неприятным запахом вина, смешанного с молоком.

– Как долго нужно мешать эту бурду? – поинтересовалась Рейчел.

– Полчаса или больше, чтобы как следует схватилось. Ну, так что там с миссис Аллейн.

– Ее чрезвычайно утешило, что сын спустился в гостиную и стал пить с нами чай. – Рейчел не стала говорить, что радость миссис Аллейн, увы, казалась хрупкой и в любой момент грозила обернуться нервическим приступом, c увещеваниями и мольбами о прощении. – Мы беседовали о том, что каждого из нас увлекает. Я, например, рассказала о своей любви к поэзии и чтению… Мистер Аллейн согласился, что для страждущей души чтение способно и впрямь оказаться целебным бальзамом. Он также объявил о своем интересе к философии и выразил сожаление, что в последнее время не может много читать.

– Вот как? И почему?

– Это заставляет его слишком сильно напрягать зрение, отчего головные боли у него возвращаются. Он находит, что может сконцентрироваться лишь для чтения одной страницы печатного текста.