Незаменимый вор

— Когда я пришел в себя, Федул уже требовал у официантов другую бутылку. Я спросил, может быть, нам хватит этой? Он захохотал и сказал, что для двоих она маловата, и раз уж я залез в эту бутылку, то он мне ее дарит, а себе купит отдельную и тоже в нее залезет… В общем, он нес околесицу, а когда увидел, что я его не понимаю, протянул бутылку мне. Да ты, говорит, загляни в горлышко! Я заглянул и чуть второй раз не упал в обморок. Там был…я. Вернее, сначала я увидел только глаз. Большой глаз на маленьком лице. Но там было не только лицо, там было все: плечи, руки, туловище, ноги… ноги совсем малюсенькие, будто их вытянули куда-то в неимоверную даль. И все это было мое, я сразу узнал. Лицо мое, пиджак мой и глаз. Он был больше всего остального. Он смотрел на меня и не мигал… Тут Федул отобрал у меня бутылку и сказал, что теперь я у него в руках. Ему как раз нужен человек, который может показывать такие фокусы. Я не показывал ему никаких фокусов. Но этот глаз… Он сказал, что это моя душа, и если я буду капризничать, то ей не поздоровится. Я, конечно, не поверил в этот бред, и тогда он начал меня бить. Ну, пришлось с ним согласиться. Когда бьют, так на все согласишься, правильно?…

Очкарик искательно посмотрел на всех по очереди, но не дождался ответа.

— Простите, — сказал он, — я понимаю, вы думаете иначе. Но что поделаешь? Так уж я устроен. Во мне совсем нет агрессивности. И когда на меня кричат, я совершенно теряюсь. Да разве я один такой? Нам всем с детства объясняли, что агрессивным быть плохо. Задиристым быть нельзя, ай-яй-яй! Скандальным быть стыдно и мелочно. А добрым быть хорошо. И послушным быть хорошо. Только одни этого не поняли, другие не поверили, третьи не послушались — и спаслись. А те, кто понял, поверил и послушался, стали такими, как я… Мы не выносим скандалов, даже простых ссор. Мы всегда готовы уступить, даже неправому, лишь бы не обострять отношений. Я уже не говорю о драках. Когда назревает драка, мне просто делается плохо. И еще. Нас постоянно используют. Нами командуют все, кому не лень, нам угрожают и бьют нас только потому, что мы не можем ответить тем же… Ну что плохого в человеке, который не может ответить злом на зло? Кому он мешает? Я вас не трогаю, и вы меня не трогайте! Но так не получилось…

Очкарик рассеянно снял очки и принялся протирать их грязной полой пиджака. Подслеповатые глаза его невидящим взглядом уставились в пространство.

— … Сначала он потребовал убрать Колупая. Я сказал, что не могу. Он пригрозил разбить бутылку и уничтожить мою «душу». Я все равно отказался. Тогда он ударил меня в ухо, и я согласился. Только я не знал, как это делается. Он показал мне машину Колупая и сказал, что остальное — моя забота. Колупай сидел в машине вместе с охранниками. Они поджидали кого-то на стоянке у заправочной станции. У них это называется «стрелка». Вокруг — ни души, только мы с Федулом. Но они нас не видели, потому что мы прятались в кустах. Был очень жаркий день. Солнце раскалило асфальт, он стал такой мягкий, что мне даже пришло в голову: вот сейчас он расплавится и потечет. И как только я об этом подумал, асфальт действительно расплавился. На месте стоянки образовалось асфальтовое озеро. Я сначала этого даже не понял. Только вдруг вижу — машина Колупая стала тонуть. Она сначала наклонилась капотом вперед, а потом косо ушла в асфальт. Никто даже не закричал — не успели. Только большой черный пузырь надулся и лопнул на поверхности, и тут же асфальт снова застыл — как будто ничего и не было… Вы мне, наверное, не верите?

— Верим, — сказала Ольга. — Но у нас мало времени. Вы говорите, что бутылка была у Федула?

— Да. И он всегда мне ее показывал, чтобы заставить что-нибудь для него сделать. Говорил, что я у него в руках. Я сначала не верил, а потом и правда стал бояться. Ведь что-то такое от меня там точно было! А вдруг он разозлится и разобьет бутылку? Что будет со мной? Я ничего об этом не знал, но старался его не злить. А он снова и снова заставлял меня убивать… Началась война с Амиром. Амир — единственный человек, с которым я ничего не мог сделать. Он сам мог вытворять какие угодно чудеса и убивал наших людей. Я имею в виду людей из бригады Федула. А я должен был защищать бригаду, но для этого мне приходилось убивать людей Амира. Я совсем запутался. Мне хотелось самому умереть, чтобы никого больше не убивать, я даже пытался застрелиться, но ничего у меня не вышло. Я не смог нажать на спуск. Потом пришел Федул и отобрал пистолет. Он ударил меня по лицу и с тех пор не подпускал к оружию… Но все равно заставлял убивать. А я не могу! Не могу я жить и считать себя убийцей. Я хочу остановить это любой ценой. Помогите мне! Убейте, что ли! Только не больно…

Очкарик умолк и закрыл лицо руками. Плечи его снова мелко затряслись.

— А где теперь эта бутылка? — спросила Ольга.

Не переставая всхлипывать, Очкарик расстегнул свой портфель и несмело, только до половины, вынул оттуда знакомую бутылку с золотой этикеткой.

— Вот. Федул бросил, когда убегал…