В тот день меня привела на тюбингенский рынок задача найти брошь или заколку для дамского палантина. Взгляд был заточен на прицельный поиск и поэтому, наверное, наткнулся на странную вещицу, какую я не встречал раньше и не смог найти позже, сколько ни искал. На прилавке с тканями и бижутерией приютилась маленькая настольная витрина. Под ее стеклом, среди не привлекших моего внимания украшений, лежала небольшая брошь или заколка в форме кинжала. Клинок был выдвинут из золотых ножен, усыпанных мелкими разноцветными каменьями. Рукоятку покрывала изысканная гравировка. Насколько я могу теперь судить, это была выдающаяся ювелирная работа. Владелица витрины, респектабельная пожилая дама, не спеша, негромко и с достоинством пояснила, что это французская булавка для мужского галстука середины XIX века. Вещица была совершенно непригодна для украшения палантина поверх дамского пальто, а ее цена, в действительности вполне приемлемая, не соответствовала моим бюджетным планам. Да и искомой суммы в моем портмоне не было. Преодолевая доводами разума желание добежать до ближайшего банкомата и вернуться на рынок за экзотической покупкой, я отошел от витрины.
Но мысль о том, что я допускаю ошибку и упускаю шанс, подспудно сверлила меня. На следующий день я приехал на рынок в решимости исправить вчерашнюю оплошность. Но пожилой дамы ни в тот день, ни на других городских праздниках, рынках и барахолках Тюбингена я больше никогда не встречал. Не мог я найти и ничего похожего на французскую булавку ни в Париже, ни в Берлине, ни Базеле, ни в Вене.
Для меня это был важный урок поведения на блошином рынке: внимательнее прислушиваться к себе, больше доверять первому впечатлению, не наступать на горло интуиции. И еще я думал потом неоднократно о том, как мне повезло, что меня в увлечении блошиным рынком безоговорочно поддерживает Наташа. Будь она тогда рядом, заколка, скорее всего, украшала бы сегодня мой галстук. Впрочем, возможно, именно под грузом той потери я стал изредка приобретать галстучные булавки в качестве памятных сувениров о новых путешествиях. Весьма скромных, почти банальных по сравнению с тюбингенской находкой. Но несостоявшаяся покупка до сих пор не оставляет меня в покое и подспудно стимулирует новые поиски.
Согласно китайской мудрости, умный человек – не тот, кто не совершает ошибок, а тот, кто их не повторяет. Вероятно, я все же не умен. Потому что время от времени я вновь попадал на блошином рынке в ситуацию, аналогичную тюбингенской. Конечно, у каждого завсегдатая барахолки бывают дни фатального невезения. Так случалось и у нас с Наташей во время совместной «охоты» на толкучках. Помню день, когда на первом круге по блошиному рынку на Петерсплатце в Базеле мы отметили несколько интересных предметов, приобретение которых решили отложить до повторения маршрута. Каково же было наше разочарование, когда, совершая второй круг по рынку, мы не нашли ничего из понравившегося – все исчезало с прилавка буквально за пару минут до того момента, как мы с возраставшим волнением подходили к тому или иному торговцу.
– Продано! – качая головой, подтверждали продавцы раз за разом.
Иногда для потери можно найти разумное объяснение, поддержав тем самым и себя, и друг друга. Иногда разумные аргументы не срабатывают. А порой за потерей следует триумф находки. Таких историй впереди у читателя немало. В этом месте ограничусь лишь парой примеров утрат на блошином рынке.
Когда-то, в самом начале нашего совместного увлечения блошиными рынками, Наташа нашла на прилавке базельского торговца красивую, в форме раковины, массивную серебряную пудреницу из Варшавы межвоенного периода с характерной гравировкой в растительном стиле. Мы решили отложить ее до следующего круга, а потом почему-то о ней забыли. И спохватились, уже уйдя с рынка. На следующей неделе торговец не приехал на рынок, а через две недели пудреницы у него уже не было. Мой принципиальный аргумент, задним числом выдвинутый против несостоявшейся покупки, был таков: было видно невооруженным глазом, что дарственная надпись на пудренице на немецком языке сделана поверх предыдущей, стертой.
– Еще не хватало нам, – восклицал я, – иметь дома немецкий «сувенир» из Варшавского гетто!
Может, мое подозрение по поводу происхождения злополучной пудреницы ошибочно, но Наташа со мной согласилась.