Незапертая Дверь

Ванька был такой же отбившейся от отары овцой, как и я. Подрабатывал то тут, то там, с натягом закончив восемь классов. Что его могло связывать с Аликом? Исподволь поинтересовалась и чуть не лопнула от смеха. Ванька такого наплел, что бедный Алик залился краской. Так за болтовней и куражом мы забрели в обжитый подвал, облюбованный нашим кротом. Попутно купили по две бутылки пива на каждого, не считая Пешки, и внушительных размеров пиццу. Алик принес пластиковые стаканы и расчистил захламленный столик.

Я все с нетерпением ждала Ванькиного прозрения, хотела увидеть его вытянутую физию. Вот уж сядет прямо в лужу, когда я выведу его на чистую воду! Впредь подумает, прежде чем брехать направо и налево. Очкарик же старательно пытался скрыть не свойственную ему нервозность. Он сто раз переложил с места на место чертежи и схемы, подвигал во всех направлениях пирамидку на занятом раскуроченным компьютером столе. Когда же Ванька, подсев ко мне, обнял за талию, Алик пролил свое безалкогольное пиво, опрокинув трясущимися пальцами мятый стаканчик. Не пойму, то ли в нем завелась ревность, то ли опасения, что я случайно узнаю об их тайных делишках. Я же нагло испытывала его терпение: мне понравилось их обоих поддразнивать. Несколько раз, конечно, порывалась раскрыть карты, но игра меня не на шутку увлекла.

Я начала прогуливаться по подвальным раздольям, мимоходом заглядывая во все укромные места, выискивая компромат на сверхсекретные деяния Алика. Когда взяла с полки стопку журналов, продолжая подыгрывать Ваньке, Алик подошел ко мне и отнял свое глянцевое имущество. Поднял на меня снова ставшие большими глаза и заявил, что мне пора домой. Я, походя, погладила его по гладковыбритому подбородку, сделав вид, что не расслышала. Тогда он ухватил меня за руки, отвел в сторону и почти взмолился:

— Надя, прошу тебя! Иди домой, пожалуйста! Это просто не… — он не договорил, хотя мне показалось, что такого запала, с каким он начал вступительную речь, хватило бы на то, чтобы на одном дыхании пересказать всю Лениниану.

Я была несколько растеряна. Он никогда не называл меня Надей. Никогда так не трясся и не выражал нежелание меня видеть с таким страдальчески-возмущенным видом.

— Хватит, — продолжил он спокойнее, но еще задыхаясь. Отвел взгляд от моего озадаченного лица. — По-моему, ты заходишь слишком далеко. Он ведь тебя клеит!

— Ну и что с того? — улыбнулась я, с трудом веря, что это и впрямь говорит Денька. Не я ли захлебнулась чайком, когда подумала, что Либра закрутила роман с Лешкой?

— Ты позволила ему себя обслюнявить, — процедил сквозь стиснутые зубы Алик, все так же глядя в сторону.

— Какая грубая интерпретация! Подумаешь, поцеловал разок.

— Что ты сделала с Денькой? Я ее не узнаю.

— Вы чего это уединились, братцы? — спросил подошедший Ванька, с чувством собственника притянув меня к себе, отчего Алик вновь принялся лихорадочно наводить порядок на полке. — Как водится, больше двух — говорят вслух.

— Уже поздно. Наде пора домой.

— Жаль-жаль. Я тебя провожу, а то и впрямь темно, а собака у тебя — обхохочешься.

— Я с вами! — мигом отреагировал очкарик, похоже, панически боясь оставить нас наедине.

«Вот сейчас, перед тем как распрощаться, я шокирую бедного Ваньку», — злорадно думала я, пока мы петляли по освещенным переулкам. В предвкушении собственного разоблачения была навеселе, словно и не я вовсе. Мне не хотелось оказаться одной в темной квартире, потому до последнего оттягивала момент расставания.

«Что за ящичек привез Ванька своему дружку?» — попутно вертелось у меня в голове. Уж не в контрабанде ли какой замешаны эти обалдуи, умело прикидывающиеся простачками-неудачниками? И вообще, что нас всех объединяет? Мы такие разные! Почему я этого раньше не замечала?

Я так ни в чем и не призналась, намереваясь добить оставшегося у подъезда крота, дрожащей рукой подносившего к губам сигарету. Еще и дала под дых, ответив на Ванькин поцелуй, на четверть часа задержавшись на лестнице. После просто не осмелилась сказать, кто я, иначе бы и Ваньку хватил удар. И лишь войдя в квартиру, оставшись наедине с собой, ошарашенная не свойственными мне действиями, плюхнулась в кресло и забарабанила пальцами по коленке. И правда, что со мной случилось?

Что-то блеснуло, привлекло мое рассеянное внимание. Я посмотрела на свое отражение — на прыгающую по коленке руку. На безымянном пальце блестело обручальное кольцо. Я замерла, не доверяя своим глазам. Всматриваясь, медленно подалась вперед. На обвившей шею веревочке висел серебристый ключик, а над плечами покачивались массивные серьги — два пучка извивающихся змеек, рассыпающих лучики граненых глаз. Я с ужасом посмотрела на свое лицо. Мои губы… Боже! Мои губы застыли в надменной, полной превосходства ухмылке! И только после этого я осознала, что смотрюсь в соседское зеркало, на котором больше не висело полотенце. Оно, скомканное, валялось на полу.