Незапертая Дверь

Не дождешься, — буркнула я, но Алик не понял, что я имела в виду. От сопровождения я вежливо отказалась. Хотелось еще немного пожить, ведь отправиться ad patres никогда не поздно. Заверив, что со мной все прекрасно, я покинула берлогу, с наслаждением вдыхая прохладный воздух. Все небо было заволочено синими тучами. Город, утопая в сером полумраке, затих в предгрозовом ожидании. Запах дождя, звук нарастающего грома, металлический отсвет молний. На ватных, подкашивающихся ногах я брела вслепую и зачем-то села на скамейку остановки. Один за другим подходили, останавливались и ехали дальше автобусы. Люди менялись, напоминая струи ливня: моросили, капали, бежали. Никому не было до меня никакого дела. Я завидовала их обыденной суете и планам, намерениям и незнанию того, что ходят по лезвию ножа. Я же, как ни глупо это звучит, хожу по острию страничного листа, рискуя угодить в параллельный мир.

Посмотрев на остановившийся автобус, я вдруг запрыгнула в него и облегченно вздохнула. Скатилась с горы! Радуюсь тому, что успела оказаться в пыльном «Икарусе», который довезет меня до родного дома, прежде чем я укроюсь саваном. Мне вдруг жутко захотелось повидаться с родичами, выслушать с благоговением нотации, упреки, осуждения. Вдруг всего этого, что было составляющей моей жизни, совсем скоро не станет?

Устроившись на заднем сидении, я смотрела в окно, ощупывая взглядом проплывающий мимо пейзаж. Кто бы мог подумать, как он, оказывается, мне дорог! Мой родной город, столько лет игнорируемая красота, незамеченные детали, до боли знакомые места. Наверное, точно так же начинает прозревать человек, узнавший, что неизлечимо болен, или тот, кому гадалка предрекла несчастный случай. Совершенно иначе начинаешь относиться ко всему, что тебя окружает, лишь когда возникает риск все это в одночасье потерять. Я чувствовала себя приговоренной. И как бы ни старалась отыскать брешь в идефикс Алика, ничего не получалось.

Когда я увидела свою остановку, с которой десять лет уезжала в школу, потом — на курсы и на работу, изнутри кольнуло и, выходя из автобуса, я не сдержала слез. Теперь уже напомнила себе Ядан, любящую всплакнуть по любому поводу. Может, я просто внушаема?

Никогда мой путь от остановки до дома не был таким долгим и болезненным. Минут десять я только смотрела на песочницу, где мы с Либрой и Веркой играли в продавцов и покупателей. Продавали за конфетные фантики состряпанные из сырого песка «пирожные», украшенные камушками или панцирями улиток. У Либры уже тогда проявлялась слабость к подводному миру. Разве она думала в то время, что однажды ее будут называть Русалкой, что она будет носить жемчуг — украшение бабушек? И уходить на темное дно от своей подруги. А Верка? Предполагала ли она, что будет воспитателем и соберется замуж за пятидесятилетнего кавалера? Мы все получили что угодно, но только не то, о чем мечтали.

«Пути господни — неисповедимы», — частенько говорила моя бабушка, только тогда я никак не могла понять суть этой фразы. Да и сейчас не особо врубаюсь. Нечто вроде, от судьбы не уйдешь? Сколько веревочке не виться…? Впервые за десять лет мне стало стыдно перед богом за свое отречение. И за проклятья, и за валявшийся в чемодане крестик. Рекс, умерев, отмучался, потому как долго и тяжело болел. Калека-котенок только бы страдал всю жизнь, если бы выжил. А пацана, что меня тогда кинул, я бы все равно разлюбила. Может, не плакала бы так горько, но пережила бы разлуку. И вот теперь я снова, признав, что Ему с небес виднее, пристыженная, кающаяся, трясущаяся за свою шкуру, возвращаюсь к вере в собственное спасение. Сегодня же, признав, что пути господни неисповедимы, вновь повешу крестик на грудь, затянув потуже ниточную петлю. Пусть ведет меня высший разум, пусть спасет от преждевременной кончины. Пусть убережет от зла. Или хотя бы от маразма.

Шагнув в подъезд, я остановилась у стены. На ней до сих пор осталось вырезанное на известке уравнение: «Денька+Люба+Вера = дружба навсегда». Ниже была более поздняя надпись, брошенная с Веркиного мировоззрения: «Надежда, Вера и Любовь — основа всего сущего». Тогда мы были едины, а сейчас разбились на три осколка.

— Здравствуйте, теть Зина! — наткнулась я на высунувшуюся из-за двери старуху.

— Ой, Денька? Ты ли? Не узнала! Перекрасилась, сама на себя стала непохожа. А я думаю, что это за девица под окнами бродит? Как душа неприкаянная!

Как же странно сейчас прозвучала эта последняя фраза. При других обстоятельствах я бы даже не обратила на нее внимания. Но сегодня это выглядело очередным подтверждением того, что мы с Аликом добрались до правды.

Я поднялась на второй этаж и вытащила ключи. В один из редких случаев дверь не была закрыта на щеколду. Я подумала, что родителей нет дома. Но когда шагнула в прихожую и увидела маму в цветном переднике и с завязшими в тесте руками…

Подойдя к ней, я обняла ее и расплакалась от возможности оказаться дома, простить все обиды и самой за все извиниться.