НезаРазные истории

Этот голос появился давно. С тех пор, как она родила Рому, 5 лет назад. Когда вместо окситоциновой эйфории пришла тошнота от бессонницы, боль от растрескавшихся, кровоточащих сосков, мучительные сцеживания, когда в раковину вместе с желтоватым жирным молоком капали Лидины слезы. Когда из подруг остались только такие же замученные «счастливые мамочки в декрете». Когда пошли ссоры с мужем: он пытался вернуть ее убитое либидо не хорошим сном и личным временем, а игрушками из сексшопа. Каждую ночь Лида ложилась в кровать и с каким-то пугающим удовольствием думала: «Вот бы не проснуться».

Потом Рома подрос, все как-то вошло в рутинную колею, но легче не стало.

– У вас послеродовая депрессия, – сказала как-то педиатр, осматривая приболевшего Ромку, и посмотрела на отца семейства, – вам надо заняться женой, мужчина.

– Ты ленивая бестолочь, которая сидит на моей шее, – сказал муж, когда врач ушла, – многие с тремя работают, а ты с одним не справляешься. Вон, Ника: близнецы, свой бизнес, и мужик у неё довольный ходит, как кот.

– Ника, – грустно ухмыльнулась Лида. – Ты сам на неё смотришь, как кот.

Ещё через два года муж ушёл. («Ты безнадёжна, я не могу жить с живым трупом»). Рома тихо рос. Голос рос вместе с ним.

А потом началась эпидемия. Почти весь мир, от Азии до Европы, от Китая до России посадили на карантин, пытаясь бороться с бациллой неизвестного происхождения. Люди самоизолировались в своих квартирах, совершенно не понимая, чего ожидать.

Лида сохраняла спокойствие. Ее одинокая жизнь не сильно изменилась. Только Ромка перестал ходить в садик. Телефон не звонил. Магазин раз в три дня, сына —соседке. Вечером – нехитрый ужин и такая же нехитрая работа за компьютером. Бывший не появлялся пятый месяц. Голоса нарастали.

Именно этим утром Лида ощутила, что больше не сможет. Сосущая дыра в солнечном сплетении превратилась в чёрную воронку, пожирающую ее изнутри. В неё летело все: сын, бывший муж, вся ее прошлая жизнь.

– Ты поел? – не поворачиваясь, спросила Лида.

Сын в упор смотрел ей в спину, она знала этот его тревожный взгляд.

– Сынок, сходи, пожалуйста, к тёте Рите в соседнюю квартиру, скажи, мама просила посидеть с тобой полчасика.

– Но я не хочу, мам.

– А я прошу тебя. Скажи, маме очень надо.

Рома был чувствительным, слишком послушным ребёнком. Как бы страшно ему ни было, он не мог сделать что-то наперекор маме. Лида довела его до двери, открыла замок и вдруг крепко обняла.

– Иди. Тетя Рита позаботится о тебе, – и, спохватившись, протянула тканевую полоску. – На, маску надень.

Ребёнок топтался на месте.

– Это ненадолго, малыш.

Рома поплёлся в дальний конец общего коридора, в квартиру тети Риты, с которой мама изредка пила чай на кухне и могла оставить Рому, чтобы съездить по делам.

Лида прикрыла дверь. Закрыла глаза. Увидела маму. Безнадежно, непоправимо неживое тело, качающееся под потолком в общей ванной коммуналки на ул. Радищевской. Услышала скрип аварийной трубы и старой веревки. «Да, мама, я тебя понимаю. Я думала, что никогда не пойму». Лида закрыла балконную дверь снаружи, задрала подол домашнего платья, обнажив красивые ноги бывшей ученицы балетного училища, и начала карабкаться на карниз.

– Каждый имеет право на свой выбор. Это твоя жизнь, и ты имеешь право уйти, если тебе тяжело, – вязко, но убедительно звучал Голос.

– Рома! Ты изуродуешь его жизнь, – голос сознания слабо тянул ее назад.

Лицо матери смотрело в упор неживыми глазами.

Лида села на корточки на край балкона, держась рукой за стену. Молодая зелень внизу была такая… вечная, безмятежная. Рождалась, зрела, умирала, сгнивала под слоем снега и снова рождалась.

– Смерти нет. Есть переход. А потом снова рождение. Я просто отдохну. Столько, сколько мне нужно. Потом снова рожусь… А Роме будет лучше с отцом, теперь ему придётся вспомнить про сына. Это ведь лучше, чем расти с живым трупом, – бормотала Лида.

– Лида… —услышала она тихий Реальный голос ее соседки. Рита стояла в комнате, высунувшись на балкон в открытую форточку. – Лидочка, шшшшшшш… Не шевелись, умоляю тебя.

Лида вздрогнула, обернулась, увидела перепуганное лицо подруги, затем снова посмотрела вниз. Там уже замерли на газоне редкие прохожие, но держались поодаль, соблюдая социальную дистанцию. Толстая женщина закричала ей снизу: «Доченька, не надо!», и Лида поняла, что пора. Ещё минуту, и она не сможет.

– Лида, девочка… – аккуратно, словно боясь каждым словом опрокинуть женщину, говорила Рита. – Лидочка, Рома не переживёт. Ты для него все. Отцу он не нужен. Ты мать, он тебя любит больше всех на свете. Все будет хорошо.

– Пусть заткнется, она тебя не понимает, – завизжал Голос. – Муж ее на руках носит, родители под боком, смотрит на тебя, как на нищенку. Все знают, что ты плохая мать, просто никто не хочет проблем.

Мать открыла глаза:

– Да, теперь ты знаешь, каково это. Ты долго меня осуждала. А теперь ты знаешь.

– Пора, – сказала Лида и распрямилась на дрожащих ногах.

– Стой, баба! – кричали снизу.

Молодой парень достал мобильный и начал снимать.

– В полицию звоните!