Независимость Грузии в международной политике 1918–1921 гг. Воспоминания главного советника по иностранным делам

Пустынно было по Военно-Грузинской дороге. Перевалы только что очищались от снега; да и обстоятельства не позволяли посещать эти места тем тысячам володь и шурочек из Костромы и Можайска, которые в прежние годы долгом считали изображать свои имена на камнях, скалах и стенах, показывая стремление человеческой козявки напомнить о себе этими жалкими пятнышками там, где воображение искало достойной рамки для великого страдания Прометея.

Около замка царицы Тамары вспоминаю недоумение академика Н. Я. Марра по поводу превращения Лермонтовым величественной, иконописной Тамары грузинской истории в распутницу, сбрасывающую случайных любовников с Дарьяльской скалы. Мне кажется, однако, что так занятнее… для шурочек и володь.

Автомобиль наш оказался слабосильным. Пришлось заночевать в Пассанауре, где все «вакансии» были заняты армянскими семьями, выбиравшимися из Тифлиса в ожидании прихода турок. Тяжкий молот был занесен над Закавказьем, и горе слабым, неустроенным!

На следующее утро – в путь к Анануру, Мцхету. Всем памятен пейзаж на этой стороне хребта, нежная округлость там гор и предгорий, покрытых молодым кудрявым лесом, мягкость лугов, пестрота цветов на них, музыка потоков. Посреди этого благоухания башни и церковь Ананурского замка говорят громко о старой Грузии, о временах рыцарских, о временах наивной веры и наивного обычая.

Около Душета поразительная встреча: нескончаемый караван «фургонов» с белыми верхами, запряженных четверками; повозки тяжело нагружены всяким скарбом и добром, на котором разместились дети, женщины, старики. Мужчины идут рядом, ведут коров, лошадей. Сотни таких фургонов направляются к северу. Это молокане из Карсской области перебираются на Кубань, куда они заранее посылали ходоков высмотреть земли; так что идут не наобум. Могучее племя, они на новом месте только выиграют. В Карсской области начиная с 1914 г. из-за близости театра войны им было тяжело; а с уходом русских войск они и сами предпочли выселиться – махнув рукою на насиженные места и изверившись в прочность военного счастья России еще с того времени, когда в декабре 1914 г., во время памятного саракамышского наступления турок, им пришлось хлебом-солью встречать их на станции Ново-Селим.

Последовавшее за революцией движение из Закавказья обратно в Россию русских поселенцев, столь знаменательное и стихийное, пророчит ли конец той колонизационной политики русского правительства, которая в XX столетии осуществлялась с энергией и крайним выражением которой, уже во время войны, был проект создания евфратского казачества (русский вариант разрешения армянского вопроса)? Во всяком случае, со свободным развитием народов Закавказья такая политика была бы несовместима.

12. В Тифлисе весной 1918 г.

Но… мы уже успели приехать в Тифлис. День был солнечный, теплый, оживление на улицах и вид толпы, явно жизнерадостной и кротко настроенной, резко отличались от всего, к чему мы привыкли за последний год в России: мы почувствовали себя не только в другом климате, но и в другой среде. И здесь, очевидно, революция делала свое дело: но пути ее были иные, и формы проявления не те.

Разлагающая сила общерусской революции встретилась здесь с ею же освобожденными, ею же поощряемыми стремлениями народов к национальному и государственному самоутверждению: это одна из причин сравнительной сдержанности, сравнительной умеренности революционного процесса на Кавказе в 1917–1918 гг.

Таково было общее впечатление, полученное мною в Тифлисе осенью 1917-го и теперь весною 1918 г. Я не имел времени особенно углублять его: всего несколько дней пришлось провести в этом Тифлисе – столице независимого Закавказья, с 9 апреля.