Вернулся обратно и попытался привести Лайму в чувство. На похлопывания по щекам она не реагировала. Он стал трясти ее за плечи, но тут же перестал, потому что побоялся, что у нее оторвется голова. Голова моталась из стороны в сторону, словно держалась на тряпичной шее.
— Женщины — это такие существа, — сообщил Анисимов пританцовывающей вокруг него собачке и поднял Лайму на руки, — которые созданы для того, чтобы приносить вред мужчинам. Они совершают необъяснимые поступки, много говорят, повсюду суют свой нос, а как только ты хочешь поставить их на место, падают в обморок.
Несмотря на стройность. Лайма оказалась довольно увесистой для километровой прогулки. Анисимов изо всех сил отставлял локоть, чтобы поддержать ее затылок. Длинные ноги в разноцветных кедах потешно болтались в такт его шагам. Юбка была слишком короткой для того, чтобы спаситель чувствовал себя уверенно.
— А тащить-то ее придется ко мне в дом, — пожаловался он собаке, добравшись наконец до заветного поворота. — Она приехала одна, и за ней некому ухаживать.
Он взглянул на темные окна коттеджа Александры Журвиц и добавил специально для Лили:
— Судя по всему, твоя хозяйка спит, поэтому тебе тоже придется переночевать у меня.
Лили, кажется, была не против. Высунув розовый язык, она помчалась по садовой дорожке — уши развевались у нее за спиной. Потом в таком же темпе вернулась обратно, грозя запутаться у Анисимова в ногах и стать причиной его катастрофического падения.
— Уймись, псина, — шикнул он и проворчал: — Впрочем, чего я от тебя жду? Ты в своем роде тоже женщина…
Лайма странно смотрелась на его диване. Невозможно было не признать, что она чертовски хороша собой. Анисимов проверил ее жизненные функции — пульс, дыхание, температуру — и решил, что нет никаких оснований поднимать шум. Наверное, у нее легкое сотрясение мозга.
Он нервно прошелся по комнате, потом сходил на кухню, достал лед и замотал его в полотенце. Вернулся и приложил полотенце ко лбу пострадавшей. Лили тем временем забралась на журнальный столик и насыщалась обнаруженным в вазочке печеньем.
— Совершенно ясно, что хозяйка позволяет тебе все, — пробурчал Анисимов.
Лили восторженно гавкнула и принялась по своему обыкновению вращать коротким хвостом. Совесть не позволила Антону убить столь неподдельную радость, и он сделал вид, что собака на столе — дело совершенно обычное.
Полотенце пришлось держать двумя руками, чтобы лед не вывалился на пол. Отчего-то Анисимова сильно раздражала высокая прическа Лаймы. Он осторожно провел рукой по ее затылку и нащупал шпильку. Вытащил ее. Потом нашел еще одну и вытащил тоже.
— Туго стянутые волосы нарушают мозговое кровообращение, — объяснил он собаке. Лили была со всем согласна.
Действуя предельно осторожно, Анисимов распустил Лайме волосы и немедленно понял, что сделал это зря. Теперь она выглядела совершенно неотразимой. Если бы он не слышал мощный звук удара при ее столкновении с деревом, то подумал бы, что все это представление с обмороком — злой умысел. Жизненный опыт подсказывал ему, что женщины живучи, как тараканы, и проявляют слабость только тогда, когда им это выгодно.
Она приехала одна, и командовать ей решительно некем. И тут он — совершенно беззащитный и даже ничем не огороженный.
Когда девица пришла в себя, Анисимов немедленно мобилизовался. Нужно сразу дать понять, что тут ей не на что рассчитывать. Поэтому стоило Лайме шевельнуться, как он поцокал языком и сказал:
— Ну и вид!
Она посмотрела на него долгим затуманенным взором и пробормотала:
— У вас зеленые глаза.
— Это не сможет изменить наших добрососедских отношений. Как вы себя чувствуете?
— Странно.
— Хотите чаю?
— Хочу.
Она приняла вертикальное положение и первым делом стала приглаживать свои волосы. Анисимов поспешно пояснил:
— Все шпильки вывалились.
— Вы что, тащили меня за ноги? — с подозрением спросила она.
— Нет, я вел себя как джентльмен и повесил вас на плечо.
Насытившаяся Лили подошла и повалилась Лайме под ноги. Та наклонилась, погладила округлившееся собачье пузо и сказала:
— Мне нужно в ванную комнату.
— Пожалуйста, — Анисимов широким жестом показал, куда идти.
— Вам придется меня проводить, — заявила Лайма. Ее голос окреп, и в нем появились прежние капризные нотки. — Вдруг у меня закружится голова, я упаду и стукнусь?
— Полагаю, на сегодня с вас достаточно.
Ему решительно не нравилась близость, которая неизбежно между ними возникла. Пришлось держать соседку под локоть, а когда она пошатнулась, даже обнять за талию.
— Вот полотенце, — мрачно сказал Анисимов, дождавшись, пока она умоется. — Лишней зубной щетки у меня нет, извините.
— Я пока обойдусь.
Это «пока» еще больше вывело его из равновесия. Однако когда он помог ей добраться до гостиной, Лайма неожиданно сказала:
— Я не буду чай. Можете проводить меня домой.
Анисимов решил, что она хочет, чтобы ее упрашивали, и немедленно разозлился: