За парком, по другую сторону аллеи, огибающей Андершо с восточной стороны, и за относящимися к поместью лесными насаждениями, находился Прайори — не слишком далеко по прямой линии, но на расстоянии пяти миль по дороге. Венеция подумала об Обри — спал ли он ночью, сколько часов пройдет, прежде чем она сможет его навестить. Потом ей стало ясно, что не беспокойство за Обри, которое долгие годы было для нее на первом месте, заставляет ее торопиться в Прайори, а желание увидеть нового друга. Это его образ, вытеснив образ Обри, стал перед ее мысленным взором, побуждая ее дрожать от радостного ожидания. Быть может, он также проснулся, смотрит в окно и думает о ней, надеясь, что она скоро появится снова. Венеция пыталась вспомнить, о чем они говорили, но не могла; она припоминала лишь то, что чувствовала себя легко, как будто знала Деймрела всю жизнь. Казалось невероятным, чтобы он не ощущал так же сильно, как она, зов возникшей между ними симпатии, но, поразмыслив, Венеция осознала разницу в их жизненном опыте. То, что для нее являлось новыми радостными впечатлениями, для него могло служить лишь вариацией на старую тему. Он имел много возлюбленных и, возможно, много друзей, чей образ мыслей был ему куда ближе, чем ее. Последнее беспокоило Венецию куда сильнее, чем наличие возлюбленных. Их первая встреча тоже не вызывала у нее отрицательных эмоций — она рассердила ее, но не шокировала и не вызвала отвращения. Ведь всем известно, что мужчины подвержены внезапным вспышкам страстей и насилия, зачастую абсолютно чуждым их натуре. Для них целомудрие не было первейшей добродетелью — она вспомнила, как изумилась, узнав, что истинный джентльмен и предупредительный муж
Однако Деймрел встретился им на пути, и хотя он не был «щеголем сомнительного происхождения», но, безусловно, принадлежал к категории распутников. Леди Денни приходилось проявлять к нему по крайней мере внешнюю любезность, но она отнюдь не собиралась поддерживать столь нежелательное знакомство и, несомненно, пришла бы в ужас, узнав, что ее молодая протеже не только находится в наилучших отношениях с Деймрелом, но даже нарушила правила приличий, посетив его дом. Но удалось ли бы объяснить леди Денни, что в характере Деймрела есть две стороны, как у тех безымянных заблудших мужей, о которых та говорила? Венеция в этом сомневалась. Оставалось надеяться, что леди Денни поймет, что, пока Обри лежит в Прайори, его сестра должна навещать его, будь Деймрел самим Калибаном[13]
.Звуки открываемых в гостиной ставней отвлекли Венецию от размышлений. Если слуги уже поднялись, значит, сейчас не так уж рано — возможно, около шести. Подыскивая предлог, чтобы объяснить раннее пробуждение, она вспомнила несколько не слишком срочных дел, оставшихся со вчерашнего дня, и решила заняться ими немедленно.
Венеция не принадлежала к суетливым домохозяйкам, но прежде, чем отправиться в буфетную завтракать, она заглянула на ферму и в конюшню, обсудила с управляющим зимний сев, передала птичнице в несколько смягченной форме претензии миссис Гернард, выслушала в ответ жалобу на поведение кур и велела пожилому упрямому садовнику подвязать георгины. Было мало надежды, что это распоряжение будет выполнено, так как садовник считал георгины наглыми выскочками, о которых в дни его молодости ничего не слышали, и всегда оставался глух ко всему, что Венеция говорила по их поводу.