Нежданно-негаданно

К нему тотчас вышла мать Яши, тётя Сима. Она была в сапогах, а в руках держала большую плетёную корзину, накрытую марлей. Тётя Сима раздвинула бидоны, нашла место для своей корзины и, растолкав нас с Яшей, сказала старику возчику:

— Трогай, Акимыч, мы следом пойдём.

До покоса было не близко. Сначала мы шли опушкой леса, вдоль дороги, по которой громыхала наша телега с бидонами, косами и старичком возчиком. Мои тапочки в момент стали мокрыми от росы.

Наконец лес кончился. Перед нами было большое, широкое поле, засеянное рожью.

Я посмотрел вперёд и увидел на противоположном краю поля красную полосу. Она колыхалась и росла, точно огонь на пожаре.

— Глянь-ка, — сделав испуганное лицо, толкнул меня в бок Яша, — рожь горит!

Но я понял, что он шутит. Над красной полоской показался краешек восходящего солнца. Поднималось оно быстро, точно его вытягивали невидимыми нитями. Солнце совсем не походило на настоящее. Оно было ужасно красное, как будто подрумянилось на сковородке. На небе появилось уже много алых полос. Они вспыхивали то в одном, то в другом месте. Словно выныривали из воздушной глубины. Такое удивительное небо я видел впервые. Оно было расколото на две половины. С нижней казалось нежным и розовым, а вверху серым и мрачным. Будто встретились друг с другом Василиса Прекрасная и Змей Горыныч. Василиса Прекрасная шла в наступление. Она очень быстро отвоевала у Змея Горыныча почти полнеба. А когда мы дошли до места сенокоса, уже всё небо стало розово-голубым, а солнце выкатилось на край луга целиком. И выглядело оно не таким красным, чуть-чуть пожелтело.

На лугу стояло несколько подвод. Невдалеке шумела сенокосилка. Человек десять мужчин, молодых и пожилых, бросились к нашей телеге и в момент расхватали косы. Я увязался было за косцами, которые пошли на край луга. Там почва ухабистая, и сенокосилка не могла срезать траву под корень. Но тётя Сима и другая женщина, с длинным, похожим на огурец с пупырышками лицом, окликнули меня:

— Там сейчас делать нечего!

— Помоги лучше нам расставить палатки.

Палатки привезла другая подвода. Их было пять штук. Две оказались совсем новые, с брезентовыми дверями, которые застёгивались на крючки и «молнии». Такие я видел впервые. Обязательно буду спать в новой палатке.

— Утром, кто первый проснётся, тот и расстегнёт дверь, — сказала нам тётя Сима.

Я никак не думал, что растянуть и поставить палатку так трудно. В ней столько всяких верёвочек, дырочек, колышков — сразу и не сообразишь, куда что деть. Если бы не тётя Сима, мы ни за что не справились бы. Наверное, она не в первый раз ставит палатки. Тётя Сима всё быстро разложила по местам и показала, что с чем соединять. Мы шнуровали стены палатки друг с другом, точно ботинки. После этого тётя Сима поручила нам самое интересное: забивать в землю колышки от палаток, чтобы натянутый брезент держался ровнее.

Установили мы первую палатку и залезли в неё. Яша закрыл дверь на «молнию». Ну и темнотища настала — глаз выколи! Мы поскорее расстегнули дверь и вылезли наружу. Я хотел помочь тёте Симе расставить другую палатку, но тут старичок, который правил нашей лошадью, окликнул меня с Яшей:

— Эй, мальчата, берите грабли — и за мной, ать-два!

Мы с Яшей опередили деда Акима и побежали к косцам. Но он вдруг закричал своим дребезжащим голосом:

— Не в ту степь рулите, правей правьте! Нам эвон какой покос ворошить велено! — и засеменил в противоположную сторону.

Увидя копну, Яша первым делом разбежался и перекувырнулся через неё. Копна развалилась, и я решил, что Яше здорово попадёт. Но, оказывается, мы и должны были разваливать копны, чтобы как следует просушить ещё не совсем готовое сено. Узнав об этом, я тоже перекувырнулся.

Копёшек с полусухой травой было много, и к нам на помощь пришли ещё четыре девушки. Они были весёлые, траву ворошили с песней. А самая задорная из них то и дело подбегала к деду Акиму и говорила:

— Ну и травушка у нас, побогаче, чем у соседей. Верно, дедушка?

Дед Аким сначала сам любовался травой, а потом, сплюнув через левое плечо, кричал своим козлиным голоском:

— Сглазишь ты нам, девка, первое место в районе, чую, что сглазишь! — и грозил ей граблями.

Мне дед Аким понравился. Он был ужасно смешной, всегда вмешивался в чужие разговоры и обязательно делал свой умозаключения. Стали мы с Яшей говорить о планёрах, так дед Аким заявил:

— Ни один ваш планёр не сравнится с моим змием. Лучше его никакая тварь не летает! (Он потом сделал нам своего «змия» и вместе с нами запускал его.)

Дед Аким был возчиком, и на покосе определенного дела у него не было. Вот он и спешил «подсобить» всем, кому, по его мнению, требовалась «подмога». Наверное, потому он и ходил только бегом и даже вприпрыжку, чтоб скорее. Руки у него были шершавые, как тёрка, пожалуй, ещё жёстче, чем у моего деда. А нос облупился от солнца и казался ободранным.