Онора и представить себе не могла, какая она сейчас хорошенькая. Эмили вытащила из ее прически шпильки, и волосы рассыпались по плечам крутыми локонами. На ней была красивая батистовая ночная сорочка, украшенная кружевами, которую купила ей тетя. Когда Онора в первый раз увидела эту прелестную вещицу, краска смущения залила ей лицо — сорочка едва прикрывала грудь. Тогда она успокоила себя, подумав, что вряд ли кто-то увидит ее в таком одеянии. Теперь же ей пришлось натянуть кружевную простыню почти до подбородка.
Эмили быстренько привела в порядок комнату и направилась к двери, прихватив с собой платье Оноры.
— Спокойной ночи, миледи. Приятных сновидений, — проговорила она. — Завтра я не стану вас рано будить. Только спрошу его сиятельство,
— Спасибо… Эмили, — с трудом выговорила Онора.
Ею вдруг овладела какая-то слабость. Захотелось остаться одной и поскорее заснуть.
Но едва она успела об этом подумать, как распахнулась дверь и в спальню вошел герцог.
На нем был длинный темный халат, который делал его еще более внушительным, чем обычно. Онора инстинктивно вжалась в подушку, словно пытаясь защититься.
Несколько секунд он молча смотрел на жену, потом уселся на краешек кровати и проговорил:
— Я не собираюсь мучить вас долгими разговорами, Онора. Вы наверняка страшно устали после сегодняшних переживаний.
Онора была настолько напугана произошедшими событиями, что никак не могла сосредоточиться на том, о чем он говорит. Она лишь, запинаясь, в очередной раз попыталась извиниться перед ним:
— Простите… меня… за то… что доставила вам… столько хлопот.
— Похоже, вам никто никогда не говорил, что бродить ночью по улицам Лондона, да еще в одиночестве, крайне опасно.
— Я… теперь понимаю… как это было… глупо… с моей стороны, но мне… хотелось подумать.
— О чем вам хотелось подумать? — Герцог увидел, что Онора залилась краской. — Полагаю, что обо мне?
Онора кивнула.
— А не лучше ли было поговорить со мной о том, что вас беспокоит, а не выдумывать что-то самой, а тем более убегать из дома и бродить по темным улицам?
Онора отвернулась и едва слышно прошептала:
— Мне кажется… это невозможно.
— Но почему? — воскликнул герцог. — В конце концов, Онора, мы же муж и жена, и между нами не должно быть никаких секретов.
Герцог тут же вспомнил, что сам-то собирался втайне от жены вести другую жизнь, о которой Онора не должна была догадываться. Поспешно отбросив неприятные мысли, он сказал:
— Доверьтесь мне. Обещаю, что постараюсь вас понять.
Его голос звучал как никогда ласково, и Онора решилась:
— Мне сегодня тетя Элин… кое-что сказала… но я считаю… этого не должно произойти.
— Я вас не понимаю.
— Тетя Элин сказала… что чем скорее у меня будет… ребенок… тем лучше… а вы сказали, когда я собралась… идти к себе… что скоро… ко мне… присоединитесь.
Несмотря на ее бессвязную речь, герцог все понял.
— И вас это напугало? — спросил он.
— Я никогда не думала… даже представить себе не могла, потому что… мы так… странно поженились… что у нас может быть… ребенок. Ведь мы даже толком… не поговорили друг с другом.
Герцог ненадолго задумался, а потом сказал:
— Я должен извиниться перед вами, Онора, за то, что был не очень к вам внимателен. Теперь я понимаю, какие чувства вы должны были испытывать.
— Вы и в самом деле понимаете? И не… сердитесь на меня? — спросила Онора, и герцогу показалось, что глаза у нее радостно засияли. — Я знаю, как вы меня… ненавидите. Я чувствовала это во время свадебной церемонии… и поэтому… не представляла… как у нас с вами может быть… ребенок.
Герцог не знал, как ему на это реагировать, и попытался объясниться:
— Я хочу, Онора, чтобы вы мне поверили. Это не вас я ненавижу, а то ужасное положение вещей, при котором я вынужден был так скоропалительно жениться, чтобы избежать брака с принцессой Софи.
— Я помню… как вы сердились, — заметила Онора, — когда я попыталась… вам отказать. Но… тетя Элин заставила меня… выйти за вас замуж.
Герцог нахмурился:
— И как же она вас заставила?
— Она предоставила мне выбор. Либо я выхожу за вас замуж… либо становлюсь… монахиней, — откровенно сказала Онора.
— Не может быть! — воскликнул герцог.
— Это правда, — кивнула Онора. — Она сказала, что… на следующий же день… отправит меня в самый бедный монастырь. А я… не могу… принять постриг, потому что не чувствую в себе призвания… стать монахиней.
— Да как такое ей вообще могло в голову прийти! — поразился герцог. — Вы имели полное право отказаться.
— Я не могла, — покачала головой Онора. — Так что… хотя и не было у меня… желания выходить за вас замуж… деваться мне было некуда. Никто из нас… не хотел… этого брака… и я знаю… насколько вам была ненавистна… сама мысль о… женитьбе, поэтому я уверена… нам нельзя… иметь ребенка. Он бы появился на свет… нежеланный и никому не нужный.
Герцог не нашелся, что на это возразить, а Онора продолжала: