Нежелательная

Сергей с коллегой установили телефон ФСИН, трогать который мне сразу запретили, а потом повесили мне на ногу браслет. Спросили, на какой ноге мне будет удобнее его носить. Удобнее его было бы вообще не надевать. Ногу выбрали левую. В дверь неожиданно позвонили. Я надеялась, что это дети, но за дверью стоял Коля, молодой юрист, мой друг, честный и открытый парень, который пришел помочь с переездом и узнать, какие вещи мне сейчас нужны. Оказалось, у подъезда ждали и другие ребята, мои коллеги по «Открытке». Появление Коли рассердило и инспектора Сергея, и Наталью. Все очень боялись любого нарушения правил домашнего ареста. Колю отправили на улицу, к нему спустилась Наталья, а позже ушел и инспектор. Я осталась одна у себя дома. В незнакомой квартире. Сидела на диване и разглядывала браслет. Как он работает? Не ошиблась ли я, выбрав левую ногу? Как он связан с проводным телефоном, который установил инспектор? Вопросов было больше, чем ответов. Постучала по круглой коробочке браслета – по звуку пустая. Получается, я теперь заложница? За мной официально следят? Браслет довольно легкий по весу, не кандалы. Мне вспомнилась картина голландского художника Фабрициуса «Щегол»: художник изобразил маленького щегла, к лапке которого прикована цепочка. Чтобы он мог взлететь, но улететь не мог. Вот и я попалась в ловушку. Невидимая цепочка между мной и инспектором. Мне очень хотелось снять поскорее пропахшую табаком одежду, смыть запах изолятора, но сначала увидеть детей. Казалось, что я не видела их целую вечность. Лишь бы они не заплакали при встрече, хотя теперь-то можно было и поплакать.

Мише семь, он очень ласковый и ранимый мальчик, макушка еще пахнет ребенком, мы часто обнимались. Владе четырнадцать, с ней мы уже редко обнимались или нежились, как говорит моя мама, но именно она при встрече бросилась меня обнимать так крепко, что можно было понять, чего ей стоило это расставание. Влада уткнулась в меня лицом, Миша обхватил руками, и так мы стояли в коридоре, окруженные принесенными ими сумками и пакетами. Рядом стояла мама. Мы вчетвером были совершенно искренне счастливы, ни о чем плохом не думалось. Этот момент абсолютного счастья я запомню на всю жизнь.

Душ, ужин, бесконечные объятия и разговоры допоздна о том, как ходили в школу без меня, как Влада плакала по ночам, как стойко держалась мама, о тараканах в изоляторе. В школу на следующий день решено было не идти. Дети с любопытством разглядывали браслет на ноге. Влада сфотографировала его и выложила в фейсбук – так появился ее блог «Хроники домашнего ареста». Вела она его сама, а комментарии мне зачитывала вслух. День начался в шесть утра с радио «Дача», а закончился дома. Спали мы в обнимку. Я долго лежала в темноте и думала, какое счастье, что рядом сопят дети. Я вернулась.

***

Мое первое воспоминание из детства – я сижу на коленях у папы, и мы прощаемся. Папа у меня всегда ассоциировался с его любимым героем фильма «Мимино»: тоже грузин, тоже летчик, такой же романтик с бесконечной любовью к небу. Я не была запланированным ребенком, сохранить отношения родители после моего рождения не смогли. Но я всю жизнь очень сильно любила папу. Мне года четыре, а папа говорит, что ему нужно уехать, но он меня любит и обязательно найдет, когда мне исполнится восемнадцать. Я очень ждала свои восемнадцать лет. И папа меня нашел, и мы встретились, как будто не было долгой разлуки. Он понимал меня с полуслова. По одному слову «алло» мог понять, что у меня что-то не так. После своего шестидесятилетнего юбилея папа прожил недолго, но он успел побыть дедом для всех моих детей, и я всегда буду по нему тосковать. В отчестве, которое досталось от папы, в загсе при регистрации допустили ошибку. Так я стала Нукзариевной вместо Нугзаровны. Мама не захотела менять свидетельство о рождении, а я со временем к странному отчеству привыкла. Таких больше нет.