Нежить

Но сегодня я не охочусь, а скорее ковыляю за ним следом, а он несется вперед, как гончая. Мы с плеском пересекаем ручей, у нас нет времени, чтобы переходить его по камням или снимать обувь. Берег на противоположной стороне круто уходит вверх. За ним — еще более крутой холм. Я хватаюсь за молодые деревца, чтобы не упасть, и подтягиваюсь. Резко бросаюсь вперед, и намокший правый шнурок развязывается, прилипает к ноге.

Мы на вершине холма; здесь ровное место, отсюда открывается вид на поле. Вон канава, усыпанная светляками, за ней — пустое шоссе, лишь время от времени мимо проезжает трейлер, проглатывая милю за милей и изрыгая дым. Говорят, шоссе так и идет прямо до Колорадо, по две полосы в каждом направлении, огороженное заборчиком с отражателями. Я ездила по нему в город несколько раз — вместе с Лайоном, в кино и на концерт, ездила посмотреть мамин новый дом в городе, рядом со школой, в которую я теперь буду ходить. Я ездила по ней и возвращалась обратно.

Именно здесь мы в прошлый раз потеряли след женщины-зомби. Сегодня Лайон не медлит. Он перебегает шоссе, врезается в заросли кукурузы, и я теряю его из виду, слышу лишь шуршание ветра среди стволов, они наклоняются, ломаются, и я теряюсь среди них.

Я останавливаюсь. Я вижу тропу — стебли кукурузы раздвинуты, здесь прошел Лайон, или женщина-зомби, или олень. Я слышу шелест листьев; затем наступает зловещая тишина, не нарушаемая треском цикад, а затем снова поднимается ветер. Я углубляюсь в поле, и лежащие на земле стебли хрустят у меня под ногами, словно кости. Я оставила рюкзак на кладбище, не ожидая, что мы вот так сорвемся с места. Что мне делать, если я найду зомби или зомби найдет меня? Думаю, мне стоит просто медленно, осторожно возвращаться обратно в город.

Но нужно быть уверенной, что меня не схватят. В поле, в темноте, я не могу понять, где она, и здесь ли она вообще. Что-то шевелится слева от меня, это не ветер, и я шепчу: «Лайон?» Сама не знаю зачем. Если это зомби, она, наверное, уже знает, где я. Я придерживаю дыхание.

И кричу, издаю дикий вопль; потому что кричит Лайон, скорее визжит, резко, отрывисто. Я слепо бросаюсь в заросли, продираюсь к просеке, оставленной трактором, и ору: «Лайон!» Еще одна канава, какая-то дорожка, в темноте не различить цветов, но вот я вижу движение. Я бегу. Останавливаюсь на краю канавы, Лайон неподвижно лежит внизу, а за спиной у меня слышны тяжелая, неуклюжая поступь и хруст ломающейся кукурузы. Я собираюсь с силами, чтобы развернуться и бежать за зомби, но останавливаюсь. Я не могу оставить Лайона.

Конец истории с зомби бывает не очень-то веселым. Нельзя совместить зомби и хеппи-энд. Даже если главная героиня остается в живых. Даже если остаются в живых ее друзья, хотя давайте взглянем правде в глаза: такое редко случается. Я спускаюсь в канаву, скользя по камням и сырой земле, хватаюсь за какое-то дерево, чтобы не упасть. Здесь, внизу, холоднее — теплый воздух поднимается вверх. В низких местах собирается туман. Лайон дрожит, обхватив вывихнутую щиколотку, лицо его измазано грязью. Но он не сдается, не плачет. Я рада, что это так. Но я знаю, что нельзя спрашивать: «С тобой все в порядке?», — и вместо этого говорю:

— Ты видел ее?

Он не отвечает. По-моему, он не слышит. А видела ли она его? Она прошаркала мимо и оставила нас здесь. Не знаю, что бы это значило. Может быть, не только он шел по следам. Может быть, и эта девушка-зомби ищет кого-то. Тогда все будет по-другому. Будут беспорядки. Военное положение. Заколоченные двери и бейсбольные биты. Мне придется остаться. Я здесь понадоблюсь.

В этом заключается другая проблема с концовками в историях про зомби: победить можно, лишь обманув них. Вы можете убежать, если зомби один. Можете увернуться от двух или размозжить им головы дубиной. Но зомби никогда не выходят по одному или по двое. Нет, их трое, или четверо, или еще больше, они, покачиваясь, бредут по кукурузным полям или по улицам, и попытки спрятаться и забаррикадироваться от них бессмысленны. Я никогда не поставлю против зомби. Никогда в жизни.

До дома далеко, щиколотка — место болезненное, и даже если мы доберемся до шоссе, Лайон не сможет ехать на велосипеде.

— Она тебя укусила? — спрашиваю я, и он качает головой:

— Пока нет.

Слез нет, в глазах его — решимость. Я глотаю комок в горле. Поднимаю Лайона на ноги и обнимаю, неистово, и говорю, уткнувшись ему в грудь:

— Мне будет не хватать тебя.

Есть мнение, что стать зомби — хуже смерти. Это неверно. Зомби находятся в положении между жизнью и смертью, из которого всегда есть выход. По-моему, стать зомби — это хуже жизни.

Лайон выше меня и тяжелее, но он повисает у меня на плече и хромает сильнее обычного, пока мы снова не выходим на шоссе. Мы знаем, куда идти, у нас есть цель и есть мозги. Думаю, здесь мы обгоним зомби. Я отламываю ветку с дерева, растущего на краю поля, и Лайон берет ее у меня. Это лучшее, что мы можем сделать. Он пытается замахнуться. Наверное, бейсболисты тоже это знают: нельзя бросать биту, если не собираешься бежать.