— Мне пора, — первой нарушила молчание Марьяна. — Троица ведь… Столько еще дел нужно сделать…
— И мне пора, — сказал Игнат. — Заждался меня работодатель.
Он постеснялся подать руки. И она не подала. Повернулась и пошла, поцокивая каблучками по мостовой. Потом, будто вспомнив что-то, обернулась через плечо, откинула со лба упавший локон, стрельнула лукавыми глазами — и стала вдруг привычной Марьяной.
— Ну, так прощай, Игнат, бабы Стеши внук, — проговорила она. — Может, когда и свидимся.
И, не дожидаясь ответа, развернулась и пошла, и пошла — сквозь подсвеченную солнцем аллею, отстукивая каблуками шаги. А следом за ней — над тополями, над головами, над куполами, вспенивая молочные буруны, — потекла облачная река. Это была река времени, река жизни, таящая в себе и плод, и дождь, и мир, и явь, и свет, и любовь, и бога.
Так было, так есть и так будет до скончания времен.