– Так и будет, – уверенно проговорил Игнат. – Хорошие доктора всюду нужны. А кто бы меня на ноги поставил, как не ты? И младшему Ковальчуку кто крапивницу вылечил? А когда Авдотья Милош на сук глазом накололась? А дядя Назар ногу подвернул? А?
– Ну, будет. Будет! – Марьяна смеялась и выставляла ладони, будто защищаясь от настойчивых слов Игната. – Захвалил ты меня! Убедил! Глядишь, и останусь…
Она подмигнула ему, и в серых глазах проскочила бесовская искорка. В груди у Игната потеплело, а улыбка сама собой стала расползаться по лицу.
– Оставайся! – пылко попросил он. – Ты не смотри, что глухомань. Дорога весной расчистится, до станции рукой подать. А знаешь, красота летом какая? Просторы какие? Карпов можно наловить, что вот этот стол!
– Так уж и стол! – притворно ахнула Марьяна. – Ну что ты будешь делать? Останусь.
Она засмеялась, и Игнат вместе с ней.
На душе заметно посветлело. И в следующие несколько дней Игната не беспокоили ни мысли об умершей Званке, ни вещая птица с ее живой и мертвой водой.
7
Однажды Игнат полез доставать крупу и с огорчением обнаружил, что в одном из мешочков прогрызена дыра. Но мышеловок в доме не было, и пришлось идти на поклон к соседям.
– Дам, отчего ж не дать? – живо откликнулась тетка Рада. – И ты сделай милость, Игнатушка. Крыша на бане прохудилась, не посмотришь ли? – ее голос стал просящим, ласковым. – Муженек мой там с самого утра торчит, да разве с тобой в плотницком умении сравнится?
– Посмотрю, – не стал отказывать парень. – Мне не в тягость.
– А мы уж отблагодарим! – обрадовалась Рада и во всю силу своих легких принялась звать мужа.
Игнат привык подходить к работе со всей ответственностью, поэтому задержался у соседей до обеда. Добрая Рада накормила его знаменитыми щами, приговаривая, какой Игнат тощий да как бы ему хорошую невесту найти.
– Ты бы к фельдшерице нашей присмотрелся, что ли, – под конец сказала она. – Такая девушка! И красавица, и умница!
– Вот потому, что умница да красавица, на меня-то и не поглядит, – вздохнул Игнат. – Да и не видно ее сейчас в Солони. Здесь ли?
– Здесь, у Боревичей младшенький скарлатину подхватил, так от него не отходит, – Рада одобрительно покачала головой. – Вишь, добрая какая? Не девка – сказка!
Игнат расплылся в улыбке, а потом смутился и снова полез на крышу.
«Добрая, – думал он. – Надо бы ей звонок починить. Попрошу помощи у дяди Касьяна, он в электричестве поболе меня разбирается».
На душе стало весело и тепло. Серые облака над головой истончились, посветлели. Игнату даже показалось, что сквозь их плотную завесу проглянуло плоское блюдце солнца. Близилась весна, и пусть еще злились холодные ветра, пусть снегопады заваливали дорогу, одно оставалось неизбежным – февраль медленно и неуклонно близился к концу. А значит, и страхи скоро останутся в прошлом.
Игнат так заработался, что от усердия с его носа скользнула прозрачная капля. Он сконфуженно утерся рукавом и огляделся испуганно – не заметил ли кто? Но на крыше Игнат был один – тетка Рада ушла в избу готовить ужин, ее муж Егор выстругивал во дворе стропила.
Как раз в это время в конце улицы показался внедорожник.
Он несся на предельной скорости, и рев двигателя сиреной взрезал воздух.
«Как будто черти за ним несутся», – сказала бы бабка Стеша.
Поравнявшись с забором, автомобиль резко затормозил. Из кабины, подхватив с сиденья ружье, выпрыгнул местный егерь, Мирон Севрук, и таким его никогда еще не видел Игнат. Егерская шапка заломлена на затылок, рукав фуфайки перечеркивали рваные прорехи, будто Мирон в спешке продирался сквозь кустарник.
– Ну, Егор! Дождались! – еще от забора закричал егерь, потрясая ружьем. И даже с крыши Игнат видел, как побелели костяшки его пальцев. Лицо у Мирона тоже было белым от напряжения, в голосе слышались визгливые нотки. Игнат на крыше замер, и предчувствие недоброго кольнуло под ребра.
– Что такое? – флегматично отозвался Егор, ухмыляясь в усы и не отрываясь от рубанка. – Черти за тобой гонятся, что ли?
– Черти как есть, – закивал Мирон. – Знак я увидел, Егор. Вот что.
– Это какой такой знак? – Егор наконец поднял голову, и ухмылка сползла с его лица.
– Тот самый знак, – с нажимом произнес егерь. Он понизил голос и нервно огляделся по сторонам, словно ожидая, что преследующие его черти сейчас выпрыгнут из-за забора.
– Обходил я капканы с утра, – вполголоса заговорил Мирон, – на опушке леса и увидел. На сосновом суку черный вепрь висит. Пузо разрезано, и потроха вывалены, к земле свисают.
Рука Игната разжалась, и гвозди посыпались в прореху, но их паденье заглушил толстый слой теплоизоляции.
– Балуется ребятня. В соседних Малых Топях недавно хулиганили, избы поджигали, потом в лесах куролесили, – отмахнулся Егор, но уверенности в его голосе не было.
А Игнат вспомнил, как рассказывал дед Ермола, будто в прошлом году Матвею, одному из солоньских охотников, вепрь бедро клыками исполосовал, даже в уездный госпиталь возить пришлось.
– Говорю тебе, не ребятня это!
Егерь взмахнул руками, и ружье описало в воздухе дугу. Егор инстинктивно отпрянул.