Неживой. Том 2

Кладбище оказалось действительно старым, некоторые могилы, те на которых удавалось прочитать даты жизни и смерти, относились еще к двадцатому веку, а это значит что его предположение верно, и первоначальное место находилось как раз под участком, это только потом уже, постепенно переползло дальше, севернее.

Даже если судить по деревьям, тем что росли здесь, а это дубы и лиственницы, — все они, — насколько разбирался Алекс, очень старые, лет триста-четыреста, и посажены они скорее всего уже после появления погоста.

Продравшись сквозь заросли до первой более-менее ухоженной дорожки, Алекс осмотрелся. Направо, похоже, — выход, а налево тропинка уходила куда-то вглубь.

Естественно пошел он налево, и стараясь не терять из виду забор своего «имения» прошел еще около трехсот метров, когда вдруг услышал чьи-то приглушенные голоса.

Остановившись, он прислушался, разговор шёл такой, — ни о чем. Вроде бы и говорил кто-то, отвечал кто-то, но так, чтобы заполнить паузы между стаканами. А в том что они были, стаканы, Алекс был уверен, отчетливый стеклянный звук невозможно было спутать.

Осторожно двинувшись на звук, князь добрался до небольшой часовенки, в которой, за овальным столом, расположились весьма колоритные личности.

Словно двенадцать апостолов, — пришла в голову мысль, — Иисуса только не хватает…

— Вот ты скажи Вась, громко заговорил здоровый бородатый мужик в затертой и засаленной одежде, — где справедливость?

Ответом здоровяку послужила тишина, тот к кому он обращался задумчиво ковырялся в грязным ногтем во рту и молчал.

— Вот и думаю… — продолжил бородач, — где она? Справедливость эта… Нету её…

— Да ладно тебе Петрух, давай лучше выпьем, чего она греется зря? — перебил его еще один, тоже с бородой, но такой, пожиже.

— Ну а я разве против? — повернулся к жидкому здоровяк, и чтобы не быть голословным, опрокинул в себя едва не пол-литровую кружку.

Его собутыльник молча посмотрел как прозрачная жидкость с противным бульканьем исчезает в глотке великана, и подняв свою емкость, небольшой стограммовый граненный стаканчик, громко икнул, и чокнувшись с соседями по столу, тоже опрокинул содержимое в рот.

— Вот сидим мы здесь, молодые — тут он посмотрел на одного из присутствующих, седого лохматого дедка, и поправился, — почти молодые… Здоровые мужики… Сидим как отребье гнилое… А они — поднял он руку и грозно потряс пальцем в направлении Зимнего Дворца, — они! — повторил он, — сидят там!..

— Что ты хочешь этим сказать Петро? — поторопил его жидкий, разливая очередную бутылку и выбрасывая опустевшую емкость в кусты. — Мы тут, они там… И что?

— Да в том то и дело что ничего… — вздохнул бородатый… Мы сидим, — они сидят, мы пьём, — они пьют, мы помрем, — они помрут… Финал всё равно один… Все в землю ляжем… Но давить их надо! Пусть они раньше лягут! Ненавижу! — внезапно полыхнул он, и тут же вновь «сдулся»

— Да ладно тебе. — толкнул его в плечо жидкий, и не удержавшись от ответного толчка, кувыркнулся назад себя, и уже оттуда, с земли, будто ни в чем ни бывало, добавил, — Подумаешь помрём, с кем не бывает?

— Да не об этом я… Махнул рукой уже порядком подвыпивший бородач.

— Тогда о чём? — снова занял свое место свалившийся бухарик.

— О том, для чего они туда лезут… Что им, медом намазано?

— Ничего ты не понимаешь Петруха! Медом может и не намазано, а деньжища там! Ух! — и он, для пущей убедительности, согнул руку в локте и ударив по ней другой, в характерном жесте, смачно сплюнул.

— Ну так что тебе деньжища? Все равно ведь, с собой не заберешь… А жизнь она штука такая… Короткая…

— Да ладно тебе… — вмешался в беседу еще один, интеллигентного вида, не старый еще бомж. — Это мы понимаем что не в деньгах счастье, что не стоят они того чтобы за них глотки рвать… А они, те, которые там, — так же махнул он рукой в сторону Зимнего, — они не понимают… И поэтому они там, а мы здесь…

— Чё то я тебя не понял Петрович, ты вообще про что сейчас?

— Да про то что все мы должны пройти свой путь, просто кто-то уже прошел его, а кому-то это только предстоит.

— Ты хочешь сказать что мы уже прошли его? Путь этот? — ухмыляясь воскликнул жидкий.

— Не знаю. Может и прошли. А может и нет. — ответил интеллигент.

— И там сидели? — снова рука в сторону Зимнего.

— Сидели.

— Тогда почему я не помню? — уже откровенно издеваясь, прицепился жидкий.

— Потому что ты дурак! — положив тяжелую ручищу на плечо друга алкоголика, заржал здоровяк.

— Да брось ты! — взвился тот. — Пусть он ответит!

— Да нечего тут отвечать, Петрович хочет сказать что ничто не вечно под луной, и если те кто там, — жест в строну Зимнего, — не понимают этого, то это их проблемы… Пошли выпьем! — и здоровяк снова опрокинул в себя стакан.

— Нет, ты погоди, — не успокаивался мужичок, и тыча пальцем в Петровича продолжил, — ты хочешь сказать что если бы ты попал туда — жест на Зимний — не воровал бы?

— Нет. Не воровал.

— Гы-гы-гы — заржал жидкий, но тут же отключился от прилетевшей оплеухи со стороны бородоча.

— И я бы не воровал… — пробасил агрессор, — зачем мне это? Правда Петрович?

Но интеллигентный мужичок почему-то молчал.