Нежизнеспособный

– Суиин, да… я переживаю сильно, она мне не отвечает на звонки, Виктору тоже, но надеюсь, что она… нет, не переживёт, наверное. Дело в том Ай была её единственной родственницей. Родители у них попали в аварию, когда младшей и года не было и девочки остались сиротами, жили в детском доме. Ай помнила родителей, ей, наверное, было сложно. Как только исполнилось восемнадцать, она выпустилась, забрала сестру под опекунство. Всё тащила на себе и учёбу и работу, и воспитание сестры. Стала прекрасным человеком, доброй и ответственной. Волонтёрство, профессура, она и красивой была. Суиин души в ней не чаяла, восхищалась. Я видел, как они общаются, так тепло… даже мне вспоминать больно, что говорить о ней. Наверное, если бы не племянник, она бы руки на себя наложила. У неё теперь никого больше нет.

– Становится от таких разговоров только печальнее – выпустил Ний.

Он поднялся, отряхнулся и помог встать другу. Вечер уже будет трудно чем-то скрасить, однако творцу такое было по душе и да бы полностью утопить на сегодня настроение в чае отчаяния он взял в руки флейту. Пока товарищ убирал вещи, подметал пол, раскладывал диван и ставил раскладушку, Ний проливал мелодию, словно посмертную, скорбящую, но провожающую в дальний путь измученную душу. Он сидел на широком подоконнике и не отрывал глаз от неба, застланного тучами. Его незаконченная картина с таящим ангелом, от которой он отвлёкся несколькими часами ранее так и осталась ждать до утра на балконе.

Небосвод был чист и открыт взору от края до края. Тёмное ночное небо украшено красочными туманными разводами подобными тем, что оставляют дорогие краски на бархатной ткани. Усеянное вереницей звёзд – хрустальных искр, оно являло непревзойдённой роскоши зрелище; кометы падали ежесекундно и оставляли холодно-голубые следы от себя в атмосфере, те, что добирались до поверхности, вонзались горячими осколками в песчаные дюны, но не сотрясали земли, а лишь поднимали в воздух облака медной пыли, и прятались под ними.

В окно я смотрела на этот вид и не могла оторвать глаз своих. Ведомая голосом в голове, я вышел из дому, оставляя дверь настежь открытой, не заботясь о сохранности хранящихся там вещей, и пустился в след за снежно-белым миражом, что видела пред собой, ведь речи, льющиеся из его уст, звучали так:

– Я наконец-то нашёл тебя. Многих трудов стоило тебя пробудить, и сейчас ты стоишь в доме, что некогда был твоим. На земле, которая второй раз стала родной для тебя, так что приди ко мне на показ и дай с наслаждением взглянуть на плоды моих трудов. Узнаёшь ли ты эти края?

– Да… да, узнаю… – звучали мои слова, подобно тому, как если бы я впервые мог говорить. Я буквально-таки почувствовала каждое шевеление голосовых связок. А каждое движение губ и челюсти, было столь осознанным и новым ощущением, что я не могла не придать им внимание.

– Верно, тебе довелось жить здесь когда-то, но сейчас мы вынуждены идти…

– Куда? – перебила я его – Куда? А что важнее, кто ты?

– Как жаль, что ты не помнишь мой голос, но раз так случилось сейчас, значит время ещё не пришло – человек предо мной грустно улыбнулся, глаза его скрывала чёрная повязка, но я могла поклясться – если бы я видела его глаза они были бы полны нежной тоски. Я не могла не отметить эти белые сияющие в свете звёзд одежды, что были на нём: белая простецкая чистейшая рубаха с расшитыми по низу белым кружевом рукавами, закрывавшими даже ладони, простецкие на выпуск порты, да сапоги до колен. Всё выглядело отчего-то не новым, но имело хорошее состояние.

– Я проведу тебя к тому, кто причина твоего… хм… назовём это «падением». А сейчас, возьмись – Он протянул руку, сжимающую красную ленту, я и взялась за один конец, а для надёжности обвязала его вокруг запястья. И закатала рукава, такими они были для меня на порядок удобнее, к слову, мои одежды почти не отличались от его, разве что были серыми, с кружевом украшенным поясом.

– Хочешь попрощаться с домом где жил? – спросил он.

– Жил?

– А-а – он странно улыбнулся – «человек» жил. Насколько я помню в языке это слово мужского рода. Так удобнее говорить.

– Хорошо… наверное.

Мы шли, где-то около часа, точного времени я не знал, но от скуки начал считать все падающие звёзды, что видел – их было уже больше сотни. Искрящиеся лазурным сиянием, некоторые из них падали относительно близко к нам, шагах в двадцати-тридцати, не ближе, но даже на таком расстоянии обдавали кожу теплом. Я видел, как ветер заставлял песок плыть под ногами, подобно волнам. И слышал вокруг себя неразборчивый шепот, и голоса, несущие неизвестные языки, доносились до меня песнями. Нарушить эту сказочную атмосферу я не решался и молча следовал за моим проводником. У меня было странное полное доверие ему подобно тому, что ребёнок испытывает, когда держит за руку мать. Часть меня поддалась ему и не желала слушать голоса разума.