Нежное насилие

– Сядь, Даниэла, – строго сказала она. – Мы еще не встали из-за стола. Кроме того, маленькой девочке негоже навязываться в общество взрослых.

Даниэла снова опустилась на стул.

– Кто это навязывается?

– Ну, хватит! Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Даже и не думай о том, чтобы мама взяла тебя с собой.

– Да ну, я просто пошутила.

– Ты сможешь с ним познакомиться, – заметила Катрин, – только в другой раз.

– А ты что же, воображаешь, что мне это так важно?

– Да ты ведь сама только что сказала… – начала было Катрин, но остановилась, поняв, что единственным желанием дочери было позлить ее. – Ну почему ты такая?

– Это какая же?

– Какая угодно, только не добрая.

– Хватит болтать! – прекратила их пререкания Хельга Гросманн. – Сегодня ты можешь пойти со мной в Городской зал, Даниэла. И радуйся: увидишь «Пигмалиона».

– Не знаю такого.

– Ты еще многого не знаешь.

– Сюжет тот же, что и в мюзикле «Моя прекрасная леди», – пояснила Катрин, – только без музыки.

– Я не стану тебя заставлять, – сказала бабушка, – если не хочешь, я пойду с кем-нибудь другим. Только сделаю пару телефонных звонков.

– Не надо, я пойду с тобой, так и быть.

– Только не воображай, что оказываешь мне милость!

Даниэла вдруг засветилась очаровательнейшей улыбкой, словно ее смуглое личико попало под лучи какого-то внутреннего солнца.

– Воображать? Да мне ничего подобного и не снилось, бабуленька. Я очень рада.

Катрин и Хельга, сидя за столом, переглянулись. В их глазах было уже меньше напряжения. Именно такая улыбка Даниэлы каждый раз обезоруживала их, какие бы фокусы девочка ни выкидывала, какую бы невоспитанность ни проявляла.

– Ну тогда, кажется, инцидент исчерпан ко всеобщему удовольствию, – заметила Катрин. – Можно мне встать из-за стола?

Хельга Гросманн тоже поднялась и собрала тарелки.

– Думаю, теперь каждый займется своим делом. Тебе нужно время на сборы. В лавке я справлюсь и без тебя: после обеда большого наплыва покупателей не будет.

Катрин поняла, чего хочет от нее Хельга.

– Спасибо, мама, – сказала она. – И не беспокойся за меня.

И действительно, Катрин не потребовалось особенно много времени, чтобы позаботиться о своей внешности. Ее изящные руки с аккуратно подпиленными, покрытыми розовым лаком ногтями были и так в полном порядке. Ей приходилось всегда следить за ними, ведь они постоянно попадали в поле зрения покупательниц, да и мужчин, иногда заходивших в лавку. Так же ухожены были и ее узкие ступни, а кожа под мышками и на ногах была чисто выбрита. Время требовалось только на то, чтобы подставить под душ голову с густыми длинными волосами и высушить их феном.

Причесываясь, Катрин обнаружила у себя один серебряно-белый волосок. Он был не первый, и все же ее будто кто-то кольнул: неужели и она поседеет так же рано, как мать? Катрин и не помнила ее с темными волосами.

– Я поседела за одну ночь, – говаривала Хельга Гросманн, рассказывая о том, как она узнала об измене мужа.

Все, включая Даниэлу, уже много раз слышали эту историю, так что девочка, еще совсем крошкой, считала своего дедушку предателем и злодеем. С подобным представлением об отце выросла и Катрин, а помирилась с ним уже взрослой.

Хельга Гросманн в свое время поступила сурово и решительно. Не слушая никаких извинений и клятвенных заверений, она оставила мужа, подала на развод и вернулась в родительский дом в Гильдене. Катрин в это время было всего пять лет, и она не могла понять происходящих событий. О жизни с отцом у нее и сейчас оставались только самые смутные воспоминания. Она видела себя балансирующей по верхнему краю какой-то каменной кладки – отец крепко держит ее за руку. А вот она сидит у отца на руках, обнимает его маленькими ручками за шею или скачет верхом на его широких плечах – правда, позднее эти плечи уже не казались такими широкими. Было ощущение, что тогда она жила в каком-то веселом, счастливом и ладно скроенном мире. А потом все вдруг запуталось и сместилось. Чужая квартира, общение с дедом и бабкой, которые казались ей совсем-совсем старенькими. Конфликт между взрослыми, которые хотели утаить его от Катрин, но невольно оставили его ей в наследство.

Отца она вновь увидела только после развода, встречаясь с ним в установленные судом дни посещений. В то время он искренне хотел сделать для нее все возможное. Но она уже была как бы отгорожена от него глухой стеной.

– Он нас больше не любит, – вдалбливала ей мать. Однажды отец подарил Катрин куклу, о которой она страстно мечтала. Не в ее силах было скрыть радость. Когда она, сияющая, пришла с куклой домой, мать сказала:

– Не позволяй впутывать себя в наши дела. Он это сделал только для того, чтобы позлить меня. – Мать отворила дверь гардероба и вынула картонную коробку. – Смотри! Точно такую же куклу я тебе приготовила ко дню рождения.

Из раскрытой коробки на Катрин глядела, улыбаясь, точно такая же кукла, как та, что подарил ей отец: те же голубенькие штанишки-ползунки, та же белая курточка, те же мягкие светлые локоны на головке.

Катрин не произнесла ни слова.

– Забирай ее! – сказала мать. – Не хочу снова ее прятать.