Нежность к ревущему зверю

И они неслись в машине за город, отправлялись на стадион — посмотреть балет на льду, бродили по уже забытым Лютровым залам музеев, по заповедным пригородным усадьбам, просиживали по два сеанса в кино.

С каждым днем он все ревностнее, все бережливее думал о том, что хоть как-то относилось к ней, занимало ее, было ее жизнью, не замечая, что воспринимает все серьезнее, чем следует, словно боялся недосмотреть, не прийти вовремя на помощь, не уберечь…

— Вы со мной как с ребенком, — смущенно улыбалась Валерия. — А мне правится. Бабушка говорила… Вы не будете смеяться?.. «Ты, внученька, как встретишь хорошего человека, дай ему побаловать тебя. Мужчинам приятно старшими себя понимать, заботиться… Твоя мать в молодости все по-своему норовила, да вот радости не знала».

— Ну и хитрая ваша бабушка!

— Нет, она добрая.

После веселого американского фильма в кинотеатре «Ермак» они отправились поужинать в расположенную неподалеку гостиницу.

Шагая по свободному проходу ресторана, она привычно опиралась обеими руками на его локоть, то и дело обрадованно поглядывая на него снизу вверх. На ней было светло-сиреневое платье, волосы подвязаны надо лбом такой же лентой, в ушах, покачиваясь, тускло поблескивали две капли жемчуга. А в том, как она чуть боком шагала, заглядывая ему в лицо, и как при этом некрасиво морщилось платье, угадывалось девчоночье неумение следить за собой, носить одежду. Но именно это и придавало ей ни с чем не сравнимое очарование…

Их ждал загодя заказанный Лютровым столик. Они едва успели присесть, а официантка, по-доброму улыбаясь, уже подавала сухое вино, закуски, вазу с апельсинами.

Выдавая все то же покоряющее неведение, как держать себя за столом, Валерия откинулась на спинку стула и откровенно улыбалась всему, что видела вокруг, его словам и своим словам. Пахучая теплота ресторана и приглушенный говор людей, то потопляемый в ненавязчивой музыке, то всплывавший из нее, придавал их беседе, да и молчанию, ту медлительную задушевность, какой нигде, как в ресторане да у костра, и не бывает.

— Леша, вы знаете, на кого похожи?

— Ну-ка?

— На Грегори Пека.

— Это кто же такой?

— Вы только что видели его в «Римских каникулах»!

— На этого красавца?

— О, ему далеко до вас!

— А вы даже не знаю, на кого… Может быть, на маму?

— Ага. Только она красивее… Как здесь хорошо!.. А помните, как мы сидели в аэропорту?

— Еще бы!

— Ваш друг преподнес мне цветы!

— Тюльпаны. Они очень подходили к вашим глазам.

— В первый раз в жизни мне подарили цветы. Так интересно было… И так досадно, что никто из знакомых девочек не видел меня с вами. Что это принесли?

— Маслины. У меня к ним с детства особое отношение. Попробуйте.

— Боже, соленые?

— Такими они и должны быть.

— Огурцы куда вкуснее…

— К маслинам нужно привыкнуть…

— Их что, как горох выращивают?

— Нет, на деревьях. Помните, кино «Нет мира под оливами»?

— Мы в понедельник смотрели.

— Это и есть плоды олив, под которыми не оказалось мира. Они растут и у меня на родине.

— В Крыму?

— Да, у самого синего моря.

— Живет старик со старухой у самого синего моря…

— Верно. Дядя Юра и бабка Анисимовна. И я с ними жил.

— А я даже не видела моря.

— У вас много времени впереди, успеете.

Рядом с их столиком остановился индус в тугой чалме и женщина в сверкающем сари.

— Вы возражать нет? — серьезно спросил индус Валерию.

— Что вы, пожалуйста, — она удивленно подняла брови.

— И вы — нет? — индус повернулся к Лютрову.

— Нет, нет, пожалуйста.

Индус вздрогнул в поклоне, усадил женщину и присел сам.

Он без улыбки заговорил о чем-то со своей спутницей, а у той тихо цвело на лице нежное, удивительно женственное выражение. Всякий раз, когда Валерия поворачивалась в ее сторону, она трогательно, как ребенок, улыбалась ей.

— Много в городе иностранцев, правда?

— Туристы.

— А вы были за границей?

— Нет.

— Поехали бы?

— Не знаю.

— Я бы поехала. Интересно… Но сначала к морю. Так хочется посмотреть… И — парусник…

Створки мидии оставались открытыми. Лютров любовался ею.

— Леша, а вы были счастливым?

— Да. Пожалуй, два раза. Когда получил диплом летчика и… на Новый год.

Приметив, что она не поняла его, он прибавил:

— В Радищеве.

— Вот узнаете меня и не будете так говорить. Просто не сможете. Я знаю.

Она улыбалась, опускала глаза, казалась растерянной, как человек, на которого смотрят с сожалением.

— Когда любят, то не почему-то, Валера… А любят — и все тут.

— Правда… В детстве я влюбилась в чистильщика ботинок. Он носил черные усы, каких ни у кого в городе не было. Однажды решила почистить у него туфли. Чуть не умерла от волнения…

Выпив кофе, индийцы встали. Прощаясь, женщина в сари ласково положила невесомую руку на плечо Валерии.

— Какие они сказочные, эти люди… — сказала Валерия, глядя им вслед.

…На улице было совсем не холодно. Или так казалось после теплоты ресторана. С неба сыпал снег, такой мелкий, что кожа лица едва ощущала эту холодную пыльцу, нескончаемо мерцавшую в лучах фонарей. Они целый час шли пешком через весь город.