Нежные щечки

Юка с недоумением посмотрела на Идзуми:

— Почему?

— Грязно там.

Не по годам проницательная, Юка оглянулась назад, будто что-то почувствовав.

— Что-то не так?

— Нет, ничего, — ответила она, скривив губы.

В ее поведении смутно угадывалось недоверие. Идзуми внутренне содрогнулся, почувствовав в этой девчушке взрослую женщину. По сравнению с Юкой Цутаэ показалась ему более капризной и своевольной, более поддающейся сиюминутным желаниям — совсем как маленькая девочка. Он неожиданно понял, что удерживало Мидзусиму рядом с его женой при их разнице в возрасте. Сам он не был способен на такую любовь. Оказывается, есть вещи, которые понимаешь, только став семидесятилетним стариком. Исправлять что-то было уже поздно. Он ощущал, как в нем закипает ненависть, и одновременно чувствовал глубокую печаль.

Послышался крик. Только тут он осознал, что слишком крепко сжимает детскую руку. Неужели он сломал эти тонкие косточки? Юка снова оглянулась назад, стиснув зубы, чтобы не расплакаться. Пыталась убедиться, не идет ли кто-нибудь на помощь. Она и до этого оборачивалась по той же причине. Девочка с самого начала боялась его. А ведь, возможно, и правда, он был не в себе с того самого момента, когда решил подняться по горной дороге. Если отпустить девочку и она расскажет обо всем родителям и Исияме, что те подумают? Уже произошло что-то, что было поздно поправлять. Взгляды девочки и Идзуми встретились. Он увидел широко распахнутые от страха глаза. Девочка попыталась что-то крикнуть. В этот момент Идзуми сжал ее горло обеими руками. Нет, сильнее нельзя, она может умереть, пронеслось у него в голове, но и допустить, чтобы она закричала, он не мог. Отпустить ее он тоже не мог. Если Юка исчезнет, подозрение в первую очередь падет на любителя девочек, Мидзусиму, — вызванная паникой мысль крутилась в голове Идзуми независимо от его воли. Вычислить, куда побежит добыча, расставить ловушки и ждать. Наслаждение не в том, чтобы попасть в цель.

Идзуми смотрел на тонкую шейку, зажатую кольцом его морщинистых рук. Внезапно потерявшее силы маленькое живое существо. Девочка умерла как-то очень просто и неинтересно. Идзуми стоял в растерянности, оглядываясь по сторонам. Туман рассеялся, утренний воздух был свеж и звонок. Видел ли их кто-нибудь? Идзуми инстинктивно стал озираться по сторонам. Где-то в глубине сумрачного леса он увидел силуэт какого-то животного. В удивлении Идзуми обернулся. Ему показалось, что кто-то машет рукой, манит его. Прислушиваясь к биению собственного сердца, готового выпрыгнуть из груди, Идзуми стал пробираться в глубь леса, прижимая к себе мертвую девочку. Животное повернулось и убежало прочь. Это был пятнистый олень.

Да быть того не может, чтобы в этих местах был олень. Не иначе как призрак, не поверил своим глазам Идзуми. Или это послание с небес? В памяти всплыла карта местности. Есть у оленей одна привычка — когда их преследуют, они бегут к воде. Национальный парк Сикоцу-Тоя был заповедной зоной, поэтому охотиться Идзуми здесь не приходилось, но ориентировался он в этой местности прекрасно. Горная речушка была совсем рядом. Летом она мельчала, и чтобы добраться до места, где много воды, нужно было забраться повыше.

Идзуми из последних сил стал взбираться вдоль речного русла. По дороге, карабкаясь через заросли мелкого бамбука, он слегка порезал тыльную сторону руки, которой обнимал Юку, и совершенно не обратил на это внимания. Наконец Идзуми добрался до того места, где река была полноводной. Он положил Юку на траву, скинул обувь, зашел в воду и стал искать место, где можно спрятать тело. Вода была ледяной — больше тридцати секунд находиться в ней было невозможно. Юка, слегка приоткрыв глаза, застонала. Неужели ожила? Идзуми снова поспешно сдавил ей горло. Дважды убийца! Из полуоткрытых глаз ребенка медленно уходила жизнь, взгляд остекленел. Какое же он чудовище, мелькнуло у него в голове. Страшнее медведя, страшнее оленя. Идзуми нашел место поглубже и бросил туда тело, положив сверху несколько тяжелых камней, чтобы останки не всплыли.

«Наму Амида Буцу», — сложив ладони, произнес молитву Идзуми. Невольно помолился о душе девочки, которую сам же и задушил. Помолился о той, что возродилась из мертвых, а он ее снова убил. Произнося молитву, он чувствовал, как женщина, живущая в этой маленькой девочке, продолжает его бесить. Так тебе и надо! Теперь будешь знать, что значит быть слабой и хрупкой!

Идзуми привел себя в порядок и помчался домой. С того момента, как он отправился на прогулку, прошло минут сорок — пятьдесят, не больше. Он заскочил в сад позади дома, нарвал побеги имбиря и зашел в дом через гараж. На кухне, одетая в легкое летнее платье Цутаэ, позевывая, мешала тесто для оладий. Мидзусимы видно не было, но из ванной доносился шум льющейся воды.

— Ты где был? — спросила Цутаэ, продолжая мешать тесто и не отрывая глаз от экрана включенного телевизора.

— В комнате у себя. Задремал.

— А, понятно. Тут только что приходил Мориваки-сан, ну, который приехал к Исияме в гости. Не слышал?