—
— Пожалуйста, — взмолилась она.
Тарик сжалился над ней и ускорил ритм, который она благодарно подхватила и унеслась вместе с ним к вершинам чувственного экстаза. Когда все закончилось, он рухнул на нее и зарылся лицом в ее плечо. Его дыхание было прерывистым, его тяжелое тело придавило ее к постели, но ей нравилось ощущать на себе эту тяжесть, вдыхать пьянящий аромат его кожи.
И все это Тарик спланировал с самого начала.
Чары рассеялись, вернулась суровая реальность.
Он овладел ею только для того, чтобы ослабить ее сопротивление, показать ей, как хрупка ее решимость рядом с его настойчивостью. Он привык получать то, что хочет.
Сейчас он хотел ее ребенка.
— Слезь с меня, черт побери! — раздраженно произнесла Мэдисон. Тарик не сдвинулся с места, и она принялась бить его кулаками по спине. — Мне тяжело.
Подняв голову, он перекатился на бок, но не отпустил ее. Его рука лежала поверх нее и поглаживала ее обнаженное бедро.
— Ты всегда такая ласковая после секса,
Мэдисон не ответила, и он пристально посмотрел на нее. Она была красивее, чем обычно. Ее светлые волосы разметались по подушкам, губы припухли, кожа на груди слегка покраснела от его поцелуев.
Единственное, что портило общую картину, — это ее взгляд. Она отдалась ему и ненавидела себя за это.
Он не планировал ничего подобного.
Да, он собирался ее похитить, отвезти во дворец в Дубааке и там хладнокровно овладеть ею.
Но неожиданно желание поглотило его. Желание обладать этой женщиной было таким неистовым, что он испугался.
Перекатившись на край кровати, Тарик встал и застегнул молнию на брюках.
— В чем дело,
Мэдисон натянула покрывало до подбородка.
— Значит, вот что это для тебя такое? Игра?
— А чем еще это может быть? Конечно, игра, в которой ты преуспела. Искусительница и жаба. Искусительница и принц. — Он цинично улыбнулся. — Но ты права. Сейчас неподходящее время для игр. Единственное, что меня сейчас интересует, — это мой ребенок.
На глаза Мэдисон навернулись слезы. Ее гордость была уязвлена, одежда — испорчена. Когда она выйдет из этой комнаты, все в самолете узнают, чем они занимались.
— Я была права насчет тебя, — произнесла она надтреснутым голосом. — Ты бесчувственный мерзавец! Ты устроил все это лишь для того, чтобы затащить меня в постель.
— Ты недооцениваешь меня, Мэдисон.
— Что ты имеешь в виду?
— Сколько, по-твоему, лететь до Бостона?
Его внезапная смена темы сбила ее с толку, и она в растерянности уставилась на него.
— Правильно, — мягко сказал он, наблюдая за ее реакцией. — Около часа, а мы находимся в воздухе уже больше трех часов.
— Но… но почему мы до сих пор не приземлились? — испуганно спросила она.
Тарик быстро подошел к ней и схватил за плечи. При этом покрывало упало с груди Мэдисон, оставив ее беззащитной перед его взглядом.
— Ты знаешь что-нибудь о моей стране,
— Это очень интересно, — произнесла Мэдисон, отчаянно борясь с дрожью в голосе, — но…
— К примеру, мужчина, который хочет взять в жены женщину против ее воли, до сих пор действует по старинному обычаю. Он ее похищает и относит в свою постель. С этого момента она навсегда принадлежит ему.
Мэдисон резко побледнела.
— Но это же настоящее варварство. Ты, должно быть, шутишь.
— Нет, дорогая, не шучу. Мир не ограничивается Америкой.
— Ты пытаешься меня запугать? Уверяю тебя, это не сработает. К счастью для меня, мы сейчас в Америке, а не в Дубааке.
Тарик наклонился и, взяв в ладони ее лицо, начал целовать ее и целовал до тех пор, пока не почувствовал, что она готова снова ему уступить.
Осознание этого едва не заставило его толкнуть ее на подушки и овладевать ею до тех пор, пока она не начнет молить о пощаде.
Но Тарик был умнее.
Она умела пользоваться своей сексуальностью, и он больше не собирался попадаться на ее удочку. Поэтому он отстранился, провел кончиками больших пальцев по ее выразительным скулам и улыбнулся, глядя ей в глаза.
— Мы над Атлантикой,
Он так внезапно ее отпустил, что она упала на подушки.
Его улыбка исчезла, взгляд стал холодным как лед.
— А я отныне твой муж и господин.
Глава седьмая
Мэдисон уставилась на дверь, тихо закрывшуюся за Тариком. Уж лучше бы он ею хлопнул. Открытое проявление гнева испугало бы ее, но ледяное спокойствие было просто ужасающим.