Они лежали под теплым одеялом на широкой кровати в комнате, обитой сосновой реечкой. Приятный запах смолы витал повсюду.
Голова девушки лежала на его плече. Рукой он обнимал Настю за талию.
– Юра, а где ты научился так драться? – заглянула ему в глаза Настя своим ясным чистым взором.
– С детства у меня способности к этому, – попробовал отшутиться Григорьев.
– Юра, а серьезно? – не отставала девушка.
Григорьев вздохнул, припомнив дни своей юности, и нехотя стал говорить:
– Рос я в лихие девяностые. Ты не знаешь этого времени. Представь: повылазили, как грибы после дождя, «братки», «отморозки» всякие, наркоманы, жулики, а ментов днем с огнем не сыщешь. Даже если найдешь, тебе только хуже – вся ментовня под бандюками ходила. А выживать как-то надо. Адекватными тогда были ребята-афганцы – могли и «братков» припугнуть, и за себя постоять. Потянулась молодежь к афганцам. Я тоже с друзьями ходил в секцию рукопашного боя. Научился приемам разным, захватам да ударам. В соревнованиях участвовал. В армии потом пригодилось. Попал в спецназ. А уж в спецназе эту науку по высшей категории преподавали.
– И часто тебе эту науку применять приходится?
– Если ты о нашем случайном знакомстве, то те трое нас с тобой жалеть не стали бы.
– Ты о них вспоминаешь?
– Вспоминаю, когда ты напоминаешь.
– Неужели для тебя так просто убить человека?
– В спецназе учат именно этому.
– И многих ты уже?.. – Она не договорила.
Он понял. Сказать правду? Григорьев задумался. Правда была настолько безжалостной и безнадежной, что могла разрушить то чистое и светлое, что они с Настей только-только начали создавать.
– Если ты заметила, я сплю спокойно, – ответил он уклончиво.
– Господи, Юра, что же у тебя на душе? Ты ведь на самом деле очень хороший! Как ты можешь с этим жить?
А как с этим жить? Он вот живет, не позволяя себе много мечтать о другой, спокойной жизни. Да и живет он только одним днем, потому что прошлое научило его не заглядывать далеко вперед. Григорьев посмотрел на Настю.
– В Чечне я услышал одну сказку, в которой старый чеченец рассказывает своему внуку о борьбе, которая происходит в душе каждого человека. Старик говорит: «Малыш, в нас борются два волка. Один представляет собой Несчастье – страх, тревогу, гнев, зависть, тоску, жалость к себе, обиду и неполноценность. Другой волк представляет Счастье – радость, любовь, надежду, безмятежность, доброту, великодушие и сострадание». Маленький чеченец спрашивает: «А какой волк побеждает?» Старый чеченец отвечает просто: «Всегда побеждает тот волк, которого ты кормишь».
– Классно сказано! – оживилась Настя. – А расскажи мне о войне.
– О войне? – Григорьев подумал, что солдатам, вышедшим оттуда, порой бывает очень трудно найти с людьми, не знающими, что такое война, общий язык. После войны «пропадает» память. Условия экстремального нечеловеческого существования на грани отнимают ее у бывших солдат. Нет, конечно, они ничего никогда не смогут забыть, но только эта страница их жизни спрятана глубоко в душе. Так глубоко, что говорят о ней только со своими.
– Лучше я расскажу тебе еще одну сказку, – улыбнулся Григорьев.
– Ладно. Давай сказку, – согласилась Настя.
Глядя в ее красивые глаза, он начал говорить.
– Одна известная библейская легенда рассказывает о священнике, который сидел во время потопа на крыше церкви и истово молился, – тихо выговорил Олег. – Мимо проплывали лодки и люди, они звали священника плыть с ними. На что святой отец повторял: «Меня бог спасет!» Когда он утонул, то пришел к богу с претензиями – почему тот не спас его. Знаешь, что ответил господь? «Я же посылал к тебе лодки, сын мой!»
– К чему ты это? – Настя отстранилась. Ее глаза смотрели внимательно.
– Я думаю о нас. Может, для меня ты та самая лодка?
– Знаешь, я верю в судьбу. Ты спас меня для того, чтобы я спасла тебя! Юрочка, я буду твоим ангелом-хранителем! Я все для тебя сделаю! Я согласна быть рядом с тобой всю жизнь.
Он вначале не осознал смысла сказанных слов. А когда понял, подумал, что ослышался.
– Что?.. – переспросил он, вглядываясь в глаза Насти.
– Я дала согласие.
– Согласие?..
– Да.
– На что?
– Стать для тебя всем: другом, любовницей, женой. Ангелом-хранителем. Я везучая.
– Я это заметил.
– Не смейся. Просто мы должны были встретиться в этой жизни и встретились.
– И ты веришь по-настоящему в то, что любишь меня?
– Верю. И люблю, – тихо сказала она.
– Настенька, – взяв ее за руки, он старался говорить убедительно, – это просто девичья влюбленность в своего спасителя! Такое случается. Со временем пройдет.
– Нет. Я люблю тебя! – произнесла она твердо. – Навсегда!
– Когда же ты успела так полюбить?
– Еще тогда, на дороге… И потом… каждый день влюблялась в тебя все сильнее!
– Интересно… Но ты совсем меня не знаешь! Ты не знаешь, чем я занимаюсь… А если я страшный человек?
– Ты не смотри, что я еще девчонка, у меня сердце женское. Оно тебя знает… настоящего. Ты хороший. И я чувствую, что нужна тебе. Женись на мне. Я буду варить тебе борщ, свяжу тебе пояс из собачьей шерсти – лечебный и заговорю серебряный перстень – он избавляет от всяких болезней, еще напишу тебе много стихов и добрую песню о девушке, что влюблена в потрясающего мужчину, которому давят в спину растущие белые крылья, а он их не видит.
Григорьев вспомнил ее проникновенные стихи и задумался.
– Конечно, мне пора устраивать свою жизнь. И ты очень хорошая девушка… – говоря это, он непривычно волновался. – Но у нас разница в пятнадцать лет!
– Глупый… Какой же ты глупый! Я люблю тебя!.. – Она впилась губами в его губы…