Нежный плен

— Я… я не мог поверить… ходил снова и снова… — жалобно произнес Тостиг. — Каждый раз я удалялся все дальше. Мародеры уже побывали там. Меч, наполовину засыпанный землей, лежал под щитом. Вот почему его не забрали. Затем я подумал, что по какой-то причине они могли… могли перетащить тело лорда Джеффри. На нем были богатые доспехи, и несколько человек могли поссориться…

— О нет! — едва слышно вымолвила Джоанна. Она закрыла глаза, но не смогла избавиться от страшного видения: тело Джеффри за ноги и за руки раздирают в разные стороны бродячие собаки, вырывая его друг у друга, словно какого-то цыпленка или зайца.

— Так он нашел меня, — решился заговорить Роджер из Хемела. Его голос прозвучал даже громче, чем требовалось для того, чтобы отвлечь Джоанну от мерзкой картины, которую, как он догадался, она уже вообразила себе. — И французы, и мародеры приняли меня за мертвого. Честно говоря, не знаю, как я выжил. Последнее, что помню, как сразили моего коня и я рухнул с ним на землю. Потом Тостиг перетащил меня в укрытие, после чего снова вернулся на поле сражения. Я пришел в сознание лишь на короткий промежуток времени, но ночью мне стало лучше. Вернулся Тостиг и рассказал мне, что он делал и что нашел. Клянусь, миледи, мы осмотрели лица всех павших там… всех. Лорда Джеффри среди них не было. Он, вероятно, попал в плен, а щит и меч забыли взять по какой-то причине…

— Его не взяли в плен! — сказала Джоанна. — Как раз об этом и пишет граф Солсбери. Джеффри нет среди пленных!

Мужчины в изумлении взглянули на Джоанну, в их глазах застыл ужас. Тостиг уронил голову и зарыдал протяжно и надрывно.

— Не нужно плакать, — попыталась успокоить его Джоанна. — Для этого пока нет повода. Джеффри не погиб. Он не мог погибнуть!

И она рассказала о выкупе, предложенном за тело Джеффри. Однако, чтобы совсем не расстроить и так удрученных мужчин, Джоанна не сообщила им, что за труп их господина назначена двойная цена, и эту цену предложила королева. Она сказала, будто инициатива принадлежит королю. Тот из любви к графу Солсбери не захотел, чтобы отец горевал о сыне, похороненном неизвестно где.

Когда Джоанна кончила говорить, в зале воцарилась мертвая тишина. Сэр Роджер и Тостиг недоверчиво посмотрели на Джоанну.

— Где же он тогда?! — наконец воскликнул Тостиг и с трудом поднялся на ноги, будто собираясь, несмотря на свою немощь, тут же помчаться на поиски своего господина. — Если он не погиб в сражении, не бежал, не попал в плен ни живым, ни мертвым… где же он тогда?!

25.

Джеффри и сам хотел получить ответ на этот вопрос, как раз когда его задал Тостиг. Он смутно осознавал, что прошла уйма времени. Он, словно в тумане, вспоминал, как выл от боли, как бредил в лихорадке, и ему казалось, что эти мучения длились вечность. В дополнение ко всем пыткам здесь оказалась замешанной женщина, необъяснимым образом превращавшаяся из древней старухи в более молодое создание. Безобразная старуха, мучившая его, вселяла в него страх, испытываемый им некогда к королеве, а красавица — нет, Джеффри не считал ее прелестной и очень молодой — говорила с ним ласковым голосом и была добра к нему.

Женщина действительно существовала… но только, конечно, две разные женщины, говорившие с Джеффри в разное время. Между их посещениями он впадал в беспамятство или спал, так что ему казалось, что это одна женщина, каким-то чудом превращающаяся из пожилой дамы в молодую. По сути дела, Джеффри не знал, как часто появлялась та или иная женщина, приходили ли они вместе и сколько времени длились их визиты. Джеффри осознавал, что он скорее всего находится на грани смерти.

Он заснул мгновенно, как гаснет пламя затушенной свечи, и так же, вдруг, проснулся, когда его крепко сжали две пары сильных рук. Джеффри начал сопротивляться, инстинктивно, но безрезультатно вследствие своей слабости. Новый приступ усилившейся боли помог ему понять, что его держат так крепко, чтобы перевязать раны. Очевидно, пока его лихорадило, он, чувствуя боль, не в состоянии был уяснить, что перевязку делали для его же блага. Джеффри постарался успокоиться и лежал теперь неподвижно. Он лишь повернул голову, с любопытством рассматривая свою прислужницу. По-видимому, сначала его врачевала старая женщина, это с ней он связывал свои мучения. Но сейчас его ранами занималась не старуха, а молодая дама.

Хотя она наверняка поняла по изменению поведения Джеффри, что он пришел в сознание, женщина не подняла головы и не заговорила с ним, пока не закончила свое дело. Она пронзила Джеффри ледяным взглядом, ее лицо оставалось суровым. Он так и не понял, каких усилий ей все стоило, но, может быть, и к лучшему.

— Итак, вы снова пришли в чувство, — сказала она. — Теперь скажите, кто вы?

Потрясенный, Джеффри колебался с мгновение. В этой женщине олицетворялась для него сама доброта, но сейчас ни в поведении, ни в голосе дамы ничто не говорило о милосердии. На глаза Джеффри навернулись слезы, но он подавил их и ответил:

— Я — Джеффри Фиц-Вильям.