Нежный враг

Пару дней спустя они с Генри лежали на полу в гостиной и смотрели телевизор, когда совершенно неожиданно домой пришел Макс. Он присоединился к ним, более того, он обоим налил по стакану бренди, а сам уселся на диван напротив. Он сообщил им, развязывая галстук, что его должны показать по телевизору. Какое-то интервью с журналистами — он сам не знал, почему его все еще волнуют подобные вещи. Амбер поймала восхищенный взгляд Генри. Она знала, что, несмотря на саркастические комментарии, Генри хорошо относился к Максу — Макс был ему вместо отца, которого ему так не хватало. Когда все трое обратили свое внимание к телевизору, Амбер увидела гордость и вожделение в лице Генри. Это должно было бы порадовать ее. Но не порадовало. Как ни странно, но именно Генри восхвалял внешность Макса, расхваливал его галстук, рубашку, то, как он вел себя с журналисткой — хорошенькой девушкой с честным выражением лица. Амбер молча лежала рядом. После той лести, что наговорил здесь Генри, любые ее слова покажутся подлой ложью или, еще хуже, прозвучат глупо. Макс ничего не говорил, просто медленно потягивал свое бренди, сосредоточив внимание на экране. Когда интервью закончилось, получасовой плотный диалог вызвал у Амбер ощущение смущения и неудобства, не из-за Макса, конечно, а из-за бедной девушки — она ждала почти со страхом, что отец скажет, когда отведет глаза от телевизора. Он сам был хозяином интервью, оставляя в стороне вопросы, на которые не хотел отвечать, путая тем самым журналистку, терявшую то и дело нить разговора.

— Девчонка дерьмо, — провозгласил Генри, оперевшись на локоть и глядя на Макса. Амбер кивнула. Но Макс на этот раз удивил ее.

— Нет… Она мне понравилась, — сказал Макс мягко. Амбер и Генри уставились на него. — Она была неплоха. Знала свое дело. Даже очень неплохо. — Генри хотел согласиться с Максом, конечно же, и таким испепеляющим взглядом посмотрел на нее… что она едва не расплакалась. — Нечасто можно встретить такую женщину, — добавил Макс, поднимаясь с дивана.

— Что? — Генри не мог подавить в голосе охватившее его разочарование. Он, естественно, весь вечер обдумывал слова Макса.

— Внешность и мозги. Всегда либо то, либо другое. — С такими словами Макс покинул комнату.

— Он… такой… резкий сегодня, — прошептал Генри, притягивая Амбер ближе к себе. Она ничего не ответила. Она не могла признаться ему в том, что вдруг поняла, каков был смысл слов Макса. Свобода. Ничего особенного — просто случайная фраза… но все сразу стало так очевидно. В этот момент она точно знала, что хотела сделать, кем хотела стать сию же секунду. Диана Мортон, или как там ее звали, вдруг пояснила ей, как это сделать. Она могла легко со всем этим справиться — следить за своей внешностью, фигурой, одеждой, как всякая нормальная девушка на планете Земля, особенно как Паола с картины — и пользоваться своими знаниями, не боясь, что такие мужчины, как Макс и Генри, отвернутся от нее. Этим стоило восхищаться: ум и красота… Макс так сказал. Он восхищался этим. Диана Мортон понравилась ему. Амбер тоже хотелось понравиться отцу.

— Пообещай мне, что это продолжится не дольше лета, — нарушил ход ее мыслей голос Генри. Она резко кивнула, расслабившись, когда он задвигался по комнате. Она не могла придумать еще один более убедительный аргумент в пользу того, чтобы она осталась.

— Обещаю.

— И ты будешь звонить мне каждый день?

Она снова кивнула головой:

— Каждый день.

И это привело ее в ужас.

32

В то время как все праздновали получение своих ученых степеней, третьекурсники в Эдинбурге только начинали проходить практику. В момент спора Генри и Амбер в кафе Манхэттена у Мадлен как раз подходила к концу восемнадцатичасовая смена.

— Вот, — и мистер Сампль, педиатр-консультант, взял из трясущихся рук Мадлен нить. — Позвольте мне. Смотрите внимательно, — сказал он таким голосом, который ясно давал понять его нетерпение и усталость от некомпетентных студентов, которых то и дело посылали к нему на практику. Он взял крохотную ручку ребенка, нащупал мягкое место чуть ниже локтя и, не успела Мадлен глазом моргнуть, ввел тонкую иглу, наложил шов и уже успокаивал визжащего дитя. Доктор снова обратился к ней: — Вот как это делается, мисс Сабо, быстро, молча и без эмоций. Сбережете свои нервы и нервы ребенка, не сомневайтесь.

Его голос раскатился по всему отделению. Несколько медсестер обернулись, подавив смех. Мадлен смотрела на него, раскрасневшись, ведь она пятнадцать минут пыталась убедить себя ввести иглу в руку ребенка, но безуспешно. Правда была в том, что она так устала, что не могла здраво осознавать, что она делает. Она вот уже двадцать четыре часа дежурила в отделении скорой помощи почти без перерыва, не считая получасовой дремы в кабинете младшего врача в три утра. А сейчас уже пять часов дня, и она просто-напросто не могла бороться с закрывающимися глазами. Мистер Сампль посмотрел на нее.

— Поспите немного, мисс Сабо. Пятнадцать минут творят чудеса. Позовите меня, если что-то снова будет не в порядке.